mercredi 9 décembre 2009
samedi 28 novembre 2009
jeudi 26 novembre 2009
mardi 17 novembre 2009
Я живо представила себе доску, на которой мелом написано: «ЖЛ – ловля мышей», «Брыся – вылизывание посуды».
- Жаль, что мы живем не в Гелле, - сказала я, - любому психу у нас было бы очень интересно.
- Во-во! – закивала Брыся. – Мы, например, ему бы поручили...
Она глубоко задумалась и поскребла за ухом.
- Копать ямы а саду? – предположила я.
Брыся помотала головой:
- Это я и сама могу! Но, впрочем, могу ему уступить вторую половину участка. Будем соревнования устраивать – кто больше наловит!
- Чего наловит? – напряглась я.
- Не чего, а кого! – захихикала Брыся. – Червяков, конечно! Они там тусуются. В земле. Красненькие, толстенькие!
- Какая гадость! Зачем они тебе?! – возмутилась я.
- А что такого?! – как ни в чем ни бывало ответила она. – Ты вон малюсек с чесноком жаришь?! А тут даже на море не надо ездить! Те же малюськи, но прямо под окном!
Я живо представила себе, как Брыся с психом сначала наперегонки копают ямы, потом ловят червяков, а потом я жарю их с чесноком и подаю на ужин.
- Ага, - вздохнула я, - и нас с тобой самих отправят на лечение в Гелль. Их – сюда, а нас – туда. Чем не культурный обмен?
- Класс! – обрадовалась Брыся и запрыгала по дивану. – Некультурный обмен! А что у нас еще некультурного? В обмен?
- А правда, - спросила я у всех, пропуская мимо ушей Брысин вопрос, - что бы мы поручили психу? Есть предложения?
- Я бы поручила ему чистить курятник, - сказала Ингрид, - я это не люблю.
- А я бы поручил ему административные дела – счета, фактуры... - сказал ЖЛ. - А иногда он мог бы отвозить мусор на помойку...
- А я бы... - сказала я, на секунду задумавшись, - поручила бы ему ездить за продуктами в супермаркет. Ненавижу магазины.
- А я, - закончил Юбер, - поручил ему ходить вместо меня на заседания в кооператив. Ужасно скучное занятие.
- Так не честно! – вдруг возмущенно воскликнула Брыся. – Свалите на бедного психа самые противные дела! Он и так несчастный, а вы ему еще добавите! Пусть лучше делает то, что нравится - ловит мышей там или копает червяков! Я уступлю! Или, например, может научиться сидеть в клетке за мати-вацию! Шиссот! А вашими факдурами я и сама могу заняться! И остальным! Не запомнила только, где там сидеть надо было.
Я представила себе Брысю на заседании сельского кооператива и рассмеялась:
- Точно, как только кто-то может помочь по хозяйству, так сразу для него находятся самые неприятные дела. Это, и правда, нечестно. А вот что мы могли бы предложить ему из приятного?
Повисла долгая пауза.
- Ну... – начал ЖЛ. – Я бы его научил играть фламенко...
- Но это же для удовольствия, то есть - досуг! – возразила Ингрид. – А у нас речь о домашних обязанностях!
- Это смотря как повернуть! – тут же вставила Брыся. – Играть на праздниках – это обязанность! А когда один – то досуг!
- А я бы... – сказала я. – Я бы поручила ему мыть Брысю!
- Ничего себе! – возмущенно заорала Брыся. – Это уж точно приятный досуг! Не пойдет! Вдруг ему так понравится, что он будет меня мыть каждый день?! Нет уж, придумай что-нибудь другое, а то я не хочу, чтобы у него на мое мытье мати-вация выработалась!
- Ладно, - улыбнулась я, - тогда пусть цветы сажает вокруг нового дома. Я как раз семян купила, целых двадцать пакетов. Плюс луковицы. Пусть сеет.
- Пойдет! – удовлетворенно кивнула Брыся. – Я могу ему ямки копать.
- А я бы... – задумчиво произнесла Ингрид, - я бы поручила ему собирать хворост для камина. Ведь так приятно греться вечером возле настоящего огня! И знать, что это именно ты, как доисторический человек, сам собрал для него ветки в лесу.
- А я, - сказал Юбер, - поручил бы ему готовить десерт. Пусть шоколадный мусс делает. Или миндальное печенье.
- Точно! – одобрительно закивала Брыся. – Это приятная обязанность, потому что когда готовишь, то можно сразу это есть. Или облизывать. Я, например, очень в борще люблю участвовать: сначала – свекла, потом – морковка, потом – капуста, а потом – жилки. Или даже кость перепадает. Люблю готовить! Шиссот!
- Итак, - подытожила я, - наш псих с утра собирал бы ветки для камина, днем бы пек печенье, потом сажал бы цветы и вечером играл бы на гитаре для гостей. Это гораздо лучше звучит, чем чистить курятник, разбирать счета, ездить в супермаркет и заседать в кооперативе. А на Новый Год ему можно было поручать мыть Брысю.
Собака кинула было на меня сердитый взгляд, но, довольная проектом реабилитации, быстро закивала:
- Он так бы очень быстро выздоровел! А если бы у него печенье хорошо получалось, то можно было бы его вообще усыновить! А то у тебя вечно времени на десерты не хватает! Приходится стаканчики из-под йогурта вылизывать. Вот и весь десерт! – закончила она обиженно.
Мы помолчали. Я думала о том, что каждому человеку жизненно необходимо иметь такое дело, которое приносило бы радость. Которое давало бы реальный, а не виртуальный результат – вибрацию фламенко, миндальное печенье, огонь в камине, прекрасный букет...
Удовольствие, которое можно было бы разделить с друзьями. Гордость от того, что восхищение и восторг на их лицах – это все ты.
А когда звук гитары растает в ночном воздухе, а от миндального печенья останутся одни крошки, даже самый несчастный в мире псих ляжет в свою постель со счастливой улыбкой на губах и ощущением того, что он прожил этот день не зря.
- Жаль, что мы живем не в Гелле, - сказала я, - любому психу у нас было бы очень интересно.
- Во-во! – закивала Брыся. – Мы, например, ему бы поручили...
Она глубоко задумалась и поскребла за ухом.
- Копать ямы а саду? – предположила я.
Брыся помотала головой:
- Это я и сама могу! Но, впрочем, могу ему уступить вторую половину участка. Будем соревнования устраивать – кто больше наловит!
- Чего наловит? – напряглась я.
- Не чего, а кого! – захихикала Брыся. – Червяков, конечно! Они там тусуются. В земле. Красненькие, толстенькие!
- Какая гадость! Зачем они тебе?! – возмутилась я.
- А что такого?! – как ни в чем ни бывало ответила она. – Ты вон малюсек с чесноком жаришь?! А тут даже на море не надо ездить! Те же малюськи, но прямо под окном!
Я живо представила себе, как Брыся с психом сначала наперегонки копают ямы, потом ловят червяков, а потом я жарю их с чесноком и подаю на ужин.
- Ага, - вздохнула я, - и нас с тобой самих отправят на лечение в Гелль. Их – сюда, а нас – туда. Чем не культурный обмен?
- Класс! – обрадовалась Брыся и запрыгала по дивану. – Некультурный обмен! А что у нас еще некультурного? В обмен?
- А правда, - спросила я у всех, пропуская мимо ушей Брысин вопрос, - что бы мы поручили психу? Есть предложения?
- Я бы поручила ему чистить курятник, - сказала Ингрид, - я это не люблю.
- А я бы поручил ему административные дела – счета, фактуры... - сказал ЖЛ. - А иногда он мог бы отвозить мусор на помойку...
- А я бы... - сказала я, на секунду задумавшись, - поручила бы ему ездить за продуктами в супермаркет. Ненавижу магазины.
- А я, - закончил Юбер, - поручил ему ходить вместо меня на заседания в кооператив. Ужасно скучное занятие.
- Так не честно! – вдруг возмущенно воскликнула Брыся. – Свалите на бедного психа самые противные дела! Он и так несчастный, а вы ему еще добавите! Пусть лучше делает то, что нравится - ловит мышей там или копает червяков! Я уступлю! Или, например, может научиться сидеть в клетке за мати-вацию! Шиссот! А вашими факдурами я и сама могу заняться! И остальным! Не запомнила только, где там сидеть надо было.
Я представила себе Брысю на заседании сельского кооператива и рассмеялась:
- Точно, как только кто-то может помочь по хозяйству, так сразу для него находятся самые неприятные дела. Это, и правда, нечестно. А вот что мы могли бы предложить ему из приятного?
Повисла долгая пауза.
- Ну... – начал ЖЛ. – Я бы его научил играть фламенко...
- Но это же для удовольствия, то есть - досуг! – возразила Ингрид. – А у нас речь о домашних обязанностях!
- Это смотря как повернуть! – тут же вставила Брыся. – Играть на праздниках – это обязанность! А когда один – то досуг!
- А я бы... – сказала я. – Я бы поручила ему мыть Брысю!
- Ничего себе! – возмущенно заорала Брыся. – Это уж точно приятный досуг! Не пойдет! Вдруг ему так понравится, что он будет меня мыть каждый день?! Нет уж, придумай что-нибудь другое, а то я не хочу, чтобы у него на мое мытье мати-вация выработалась!
- Ладно, - улыбнулась я, - тогда пусть цветы сажает вокруг нового дома. Я как раз семян купила, целых двадцать пакетов. Плюс луковицы. Пусть сеет.
- Пойдет! – удовлетворенно кивнула Брыся. – Я могу ему ямки копать.
- А я бы... – задумчиво произнесла Ингрид, - я бы поручила ему собирать хворост для камина. Ведь так приятно греться вечером возле настоящего огня! И знать, что это именно ты, как доисторический человек, сам собрал для него ветки в лесу.
- А я, - сказал Юбер, - поручил бы ему готовить десерт. Пусть шоколадный мусс делает. Или миндальное печенье.
- Точно! – одобрительно закивала Брыся. – Это приятная обязанность, потому что когда готовишь, то можно сразу это есть. Или облизывать. Я, например, очень в борще люблю участвовать: сначала – свекла, потом – морковка, потом – капуста, а потом – жилки. Или даже кость перепадает. Люблю готовить! Шиссот!
- Итак, - подытожила я, - наш псих с утра собирал бы ветки для камина, днем бы пек печенье, потом сажал бы цветы и вечером играл бы на гитаре для гостей. Это гораздо лучше звучит, чем чистить курятник, разбирать счета, ездить в супермаркет и заседать в кооперативе. А на Новый Год ему можно было поручать мыть Брысю.
Собака кинула было на меня сердитый взгляд, но, довольная проектом реабилитации, быстро закивала:
- Он так бы очень быстро выздоровел! А если бы у него печенье хорошо получалось, то можно было бы его вообще усыновить! А то у тебя вечно времени на десерты не хватает! Приходится стаканчики из-под йогурта вылизывать. Вот и весь десерт! – закончила она обиженно.
Мы помолчали. Я думала о том, что каждому человеку жизненно необходимо иметь такое дело, которое приносило бы радость. Которое давало бы реальный, а не виртуальный результат – вибрацию фламенко, миндальное печенье, огонь в камине, прекрасный букет...
Удовольствие, которое можно было бы разделить с друзьями. Гордость от того, что восхищение и восторг на их лицах – это все ты.
А когда звук гитары растает в ночном воздухе, а от миндального печенья останутся одни крошки, даже самый несчастный в мире псих ляжет в свою постель со счастливой улыбкой на губах и ощущением того, что он прожил этот день не зря.
mardi 3 novembre 2009
Нормандия-5
Ладно, перестань ворчать, - улыбнулась я, - вечер только начался, может, дадим Юберу шанс?
- Дадим. – согласилась Брыся. – Только ты скажи ему собак дураками больше не называть, особенно, в моем присутствии. А то я его за ногу укушу!
Настало время аперитива. Мы залегли в низкие кресла вокруг журнального столика. Ингрид разлила белое вино в бокалы на кривых ножках, которые она недавно купила на блошином рынке.
- Начало двадцатого! - сказала она с гордостью, - Буквально за копейки...
Мы с ЖЛ понимающе кивнули, чокнулись и зачерпнули по горсти фисташек.
- А мне? – тут же встряла Брыся.
- Брыся, - сказала я специальным педагогическим голосом, - во-первых, ты уже ела, а во вторых, фисташки собакам вредны.
- Пьющая мать – горе в семье! – невозмутимо возразила Брыся, косясь на мой бокал.
- Откуда взяла?! – расхохоталась я.
- Я еще и не то знаю! - захихикала Брыся. – Например: «В спокойном доме отдыхают нервы!».
- А это откуда?!
- Не знаю! – радостно отозвалась Брыся. – Само лезет!
- Ладно, - сдалась я, - дам тебе фисташек, если у тебя еще что-нибудь есть!
- Про меня! – тут же заорала Брыся, бросаясь мне на шею, - «Догнать и перегнать!»
Я дала Брысе обещанных фисташек, она начала их быстро-быстро поедать. Мы сосредоточились на обсуждении творчества Шагала. Юбер подробно пересказывал нам малоизвестные периоды его жизни. Признаться, это был один из самых познавательных аперитивов в моей жизни.
- К столу! – наконец-то провозгласила Ингрид, внося дымящуюся кастрюлю.
- Малюськи! С чесноком! – обрадовалась Брыся. – А мне?
- А что в обмен?!
Она закатила глаза к потолку.
- Чистота – залог здоровья!
Я сунула ей несколько очищенных мидий. Брыся проглотила их, щурясь от удовольствия.
Мы продолжили разговор о французской жизни Шагала и прочих оригинальных превратностях судьбы.
- А я знаю интересую историю! – сказала я. - Хотите?
- Хотим! – хором потребовали все, включая Брысю.
Я сделала паузу и обвела взглядом мою немногочисленную аудиторию. Собака начала нетерпеливо переминаться с ноги на ногу.
- Представляете... – начала я как можно более загадочным тоном. – В Бельгии есть такой город под названием Гелль. Туда стекались со всей Европы психические больные, и в городе существовала традиция принимать их на время лечения... у себя дома!
- Ничего себе... – протянул ЖЛ. – Приходишь с работы, а у тебя дома - псих на постое!
- А что тут такого? – тут же встряла Брыся. – Собственный псих дома – это даже очень интересно! Я сама психованной была, когда всех боялась! И поэтому кусалась! Но нам же было весело?
- Так-то оно так, - ответила я, - но с психом жить чрезвычайно трудно, особенно, если ты не можешь его понять, а он тебя тоже не очень-то понимает.
- А как же тогда быть? – спросила Ингрид.
- В этом-то весь и фокус! - улыбнулась я, - Жители города Гелль включали больных во все домашние дела, они выполняли свою часть семейной работы. И установка с ними нормальных семейных отношений постепенно делала свое дело. Люди оставались годами в семьях жителей и их состояние улучшалось. Получатся, что психическое заболевание в большой степени обусловно контекстом!
- Точно! – хихикнула Брыся. – Я так и думала! Чем как-текст враждебней, тем больше психи кусаются. По себе знаю!
- Чем он кажется враждебнее, - поправила я. – Это субъективно. Иначе мы все без исключения были бы психами.
- Интересно, - вздохнул Юбер, - а сейчас там как обстоят дела? В Гелле?
- Сейчас больные живут лишь в каждого десятого, - ответила я, - а до войны жили в каждой второй семье. Но, все равно, в Гелле - это традиция.
- Интересно, - кивнула Ингрид, - а вот от чего зависит, что один человек сходит с ума, а другой – нет?
- От как-текста! – хихикнула Брыся. – В спокойном доме отдыхают нервы!
- Не только от контекста, - улыбнулась я, - но, согласно некоторым теориям, и от него тоже.
- А я как-то стажировку проходил в монастыре, у буддийских монахов, - сказал ЖЛ. – Целую неделю! Так вот, там было запрещено разговаривать, но надо было как-то договариваться про разделение труда – кому мыть посуду, кому готовить еду, кому подметать пол...
- И как вы делали? – спросил Юбер. – Трудно было договориться?
- Да нет, - пожал плечами ЖЛ, - мы писали мелом на специальной доске, кто что будет сегодня делать. Те, кто оказывался в конце, брал на себя то, что оставалось. Никаких споров, кстати, не было. На следующий день последние имели право первого выбора. Надо будет как-нибудь туда всем вместе выбраться. Замечательный опыт!
- А я читать не умею, - насупилась Брыся. – И писать! Значит, мне никаких дел не достанется.
- Тебя в монастырь вообще не возьмут, - улыбнулась я, - потому что там молчать надо.
- А я как раз могу иногда молчать! – тут же возмутилась Брыся. – Когда я сплю, я же, например, молчу? Или когда ем...
- Хорошая система, кстати, – продолжил ЖЛ. - Вот бы так работу по дому распределять. Поставил доску, на ней мелом написал, что будешь делать – и готово! А оставшееся возьмут на себя остальные члены семьи.
- Фигушки! – опять возмутилась Брыся. – Вдруг ты первым захочешь мышей ловить? А мне что достанется? Я пол мыть, между прочим, не умею! Но посуду, например, смогу вылизать.
И она довольно захихикала.
Я живо представила себе доску, на которой мелом написано: "3 ноября: ЖЛ – ловля мышей, Брыся – вылизывание посуды".
- Жаль, что мы живем не в Гелле, - сказала я, - любому психу у нас было бы очень интересно.
- Во-во! – закивала Брыся. – Мы бы ему поручили, например...
Вопрос: что бы поручила Брыся психу?
- Дадим. – согласилась Брыся. – Только ты скажи ему собак дураками больше не называть, особенно, в моем присутствии. А то я его за ногу укушу!
Настало время аперитива. Мы залегли в низкие кресла вокруг журнального столика. Ингрид разлила белое вино в бокалы на кривых ножках, которые она недавно купила на блошином рынке.
- Начало двадцатого! - сказала она с гордостью, - Буквально за копейки...
Мы с ЖЛ понимающе кивнули, чокнулись и зачерпнули по горсти фисташек.
- А мне? – тут же встряла Брыся.
- Брыся, - сказала я специальным педагогическим голосом, - во-первых, ты уже ела, а во вторых, фисташки собакам вредны.
- Пьющая мать – горе в семье! – невозмутимо возразила Брыся, косясь на мой бокал.
- Откуда взяла?! – расхохоталась я.
- Я еще и не то знаю! - захихикала Брыся. – Например: «В спокойном доме отдыхают нервы!».
- А это откуда?!
- Не знаю! – радостно отозвалась Брыся. – Само лезет!
- Ладно, - сдалась я, - дам тебе фисташек, если у тебя еще что-нибудь есть!
- Про меня! – тут же заорала Брыся, бросаясь мне на шею, - «Догнать и перегнать!»
Я дала Брысе обещанных фисташек, она начала их быстро-быстро поедать. Мы сосредоточились на обсуждении творчества Шагала. Юбер подробно пересказывал нам малоизвестные периоды его жизни. Признаться, это был один из самых познавательных аперитивов в моей жизни.
- К столу! – наконец-то провозгласила Ингрид, внося дымящуюся кастрюлю.
- Малюськи! С чесноком! – обрадовалась Брыся. – А мне?
- А что в обмен?!
Она закатила глаза к потолку.
- Чистота – залог здоровья!
Я сунула ей несколько очищенных мидий. Брыся проглотила их, щурясь от удовольствия.
Мы продолжили разговор о французской жизни Шагала и прочих оригинальных превратностях судьбы.
- А я знаю интересую историю! – сказала я. - Хотите?
- Хотим! – хором потребовали все, включая Брысю.
Я сделала паузу и обвела взглядом мою немногочисленную аудиторию. Собака начала нетерпеливо переминаться с ноги на ногу.
- Представляете... – начала я как можно более загадочным тоном. – В Бельгии есть такой город под названием Гелль. Туда стекались со всей Европы психические больные, и в городе существовала традиция принимать их на время лечения... у себя дома!
- Ничего себе... – протянул ЖЛ. – Приходишь с работы, а у тебя дома - псих на постое!
- А что тут такого? – тут же встряла Брыся. – Собственный псих дома – это даже очень интересно! Я сама психованной была, когда всех боялась! И поэтому кусалась! Но нам же было весело?
- Так-то оно так, - ответила я, - но с психом жить чрезвычайно трудно, особенно, если ты не можешь его понять, а он тебя тоже не очень-то понимает.
- А как же тогда быть? – спросила Ингрид.
- В этом-то весь и фокус! - улыбнулась я, - Жители города Гелль включали больных во все домашние дела, они выполняли свою часть семейной работы. И установка с ними нормальных семейных отношений постепенно делала свое дело. Люди оставались годами в семьях жителей и их состояние улучшалось. Получатся, что психическое заболевание в большой степени обусловно контекстом!
- Точно! – хихикнула Брыся. – Я так и думала! Чем как-текст враждебней, тем больше психи кусаются. По себе знаю!
- Чем он кажется враждебнее, - поправила я. – Это субъективно. Иначе мы все без исключения были бы психами.
- Интересно, - вздохнул Юбер, - а сейчас там как обстоят дела? В Гелле?
- Сейчас больные живут лишь в каждого десятого, - ответила я, - а до войны жили в каждой второй семье. Но, все равно, в Гелле - это традиция.
- Интересно, - кивнула Ингрид, - а вот от чего зависит, что один человек сходит с ума, а другой – нет?
- От как-текста! – хихикнула Брыся. – В спокойном доме отдыхают нервы!
- Не только от контекста, - улыбнулась я, - но, согласно некоторым теориям, и от него тоже.
- А я как-то стажировку проходил в монастыре, у буддийских монахов, - сказал ЖЛ. – Целую неделю! Так вот, там было запрещено разговаривать, но надо было как-то договариваться про разделение труда – кому мыть посуду, кому готовить еду, кому подметать пол...
- И как вы делали? – спросил Юбер. – Трудно было договориться?
- Да нет, - пожал плечами ЖЛ, - мы писали мелом на специальной доске, кто что будет сегодня делать. Те, кто оказывался в конце, брал на себя то, что оставалось. Никаких споров, кстати, не было. На следующий день последние имели право первого выбора. Надо будет как-нибудь туда всем вместе выбраться. Замечательный опыт!
- А я читать не умею, - насупилась Брыся. – И писать! Значит, мне никаких дел не достанется.
- Тебя в монастырь вообще не возьмут, - улыбнулась я, - потому что там молчать надо.
- А я как раз могу иногда молчать! – тут же возмутилась Брыся. – Когда я сплю, я же, например, молчу? Или когда ем...
- Хорошая система, кстати, – продолжил ЖЛ. - Вот бы так работу по дому распределять. Поставил доску, на ней мелом написал, что будешь делать – и готово! А оставшееся возьмут на себя остальные члены семьи.
- Фигушки! – опять возмутилась Брыся. – Вдруг ты первым захочешь мышей ловить? А мне что достанется? Я пол мыть, между прочим, не умею! Но посуду, например, смогу вылизать.
И она довольно захихикала.
Я живо представила себе доску, на которой мелом написано: "3 ноября: ЖЛ – ловля мышей, Брыся – вылизывание посуды".
- Жаль, что мы живем не в Гелле, - сказала я, - любому психу у нас было бы очень интересно.
- Во-во! – закивала Брыся. – Мы бы ему поручили, например...
Вопрос: что бы поручила Брыся психу?
vendredi 16 octobre 2009
Нормандия-4
Незаметно наступил вечер. Вернулся ЖЛ, и мы рассказали ему о событиях сегодняшнего дня: я описывала нашу прогулку, а Брыся скакала вокруг и громко настаивала на той или иной подробности.
- Скажи ему, что я до дна донырнула! – орала она, бегая по спинке застеленного старинным гобеленом дивана, - Пусть гордится и всем рассказывает!
Ингрид предложила нам пойти посмотреть заброшенный сарай, в котором монахи, владевшие раньше ее домом и пристройками, производили сидр.
- Там лежат орудия производства – огромный пресс и бочки, - уточнила она, - думаю вот, что с ними делать. Старинное все, восемнадцатый век. Жалко так оставлять: либо сгниет, либо мыши все испортят...
- Побежали в сарай! – тут же воодушевилась Брыся. – Не дадим пропасть имуществу!
- Брыся, - сказала я специальным педагогическим голосом, - там, наверное, в полу куча дыр, и если ты куда-нибудь провалишься, то тебя чрезвычайно трудно будет достать.
- Ты всегда говоришь, что выход можно найти из любой ситуации! –захихикала Брыся, - Я же могу на тебя рассчитывать?
Я вздохнула и пожала плечами. Конечно же, она могла на меня рассчитывать.
Ингрид привела нас к «сараю». Это было огромное строение с дырами в стенах и полусгнившими дверьми, которые болтались на ржавых петлях.
- Ух ты! – восхитился ЖЛ. – Представляю, сколько будет стоить его реконструкция.
- Боюсь, не представляешь, - вздохнула Ингрид. – Я узнавала, это очень дорого...
Она приоткрыла одну из дверей и предложила нам войти внутрь. Не теряя ни минуты драгоценного времени, Брыся бросилась искать мышей, а мы восхищенно замерли посреди открывшегося нам содержимого. Через дыры в стенах просачивался свет заходящего солнца, и сарай был весь пронизан лучами, как-будто так и было задумано. Возле одной из стен стоял огромный яблочный пресс. Oт него был отведен желоб к огромной бочке.
- Он из цельного дуба сделан, - пояснила Ингрид. - вот сюда засыпались яблоки, а это - ворот, с помощью которого их давили. Вот сюда лошадей запрягали, они и крутили ворот... В этот «канал» потом лился сок, затем он попадал в бочку, и там - настаивался. И становился сидром. Или из него еще кальвадос делали.
Пока мы слушали Ингрид, Брыся шастала по сараю и засовывала нос в самые дальние углы.
- Мышами пахнет! – стонала она. – Поймать бы хоть одну! Может, мне на ночь тут остаться?
- Даже не мечтай, - отвечала я, - я же уснуть не смогу, если ты будешь одна в сарае, ночью...
- Эх... не видать мне мышей... – вздыхала Брыся. – как собственных ушей...
- Не расстраивайся, - говорила я, - может, тебе еще повезет...
Наша экскурсия закончилась, и мы пошли обратно. Брыся семенила впереди, разочарованно повесив хвост. Ингрид сказала, что сегодня на ужин придет Юбер.
- С собакой? – насторожилась Брыся. – Мало ли, еще кусит тебя! Или меня! Или Ингрид! Папе-то повезло – он не женщина...
Я спросила Ингрид.
- Нет, без собаки, - улыбнулась она, - а то мало ли...
Мы вернулись домой. Ингрид начала готовить ужин, а Брыся побежала проверять, доели ли куры рыбьи остатки.
- Миска пустая! – сообщила она, вернувшись. – Они ее дочиста вылизали!
Я сходила за миской. Действительно, она была абсолютно чистой.
- Как после собаки! – восхитилась Брыся. – А давай кур заведем! Можно будет соревнования устраивать! Команда собак против команды куриц! Нам – объедков, и им – объедков! Кто быстрее и чище вылижет!
Тут раздался вежливый стук, и в дверь вошел Юбер. От неожиданности Брыся громко залаяла.
- О! – сказал Юбер. – Надо же! Кокер!
- Думай о контексте! – прошипела я. – Разве можно лаять на гостей?!
Брыся смущенно замолчала.
- А у меня тоже кокер был, - сказал Юбер, склоняясь над Брысей, - мы с ним охотились. Хорошая рабочая собака была, дичь приносила – только стреляй. А вот отцу не повезло. У него тоже был кокер, но дурак-дураком. Вместо дичи – гильзы носил. Мы его учили-учили... Но все зря!
- Может, он был против охоты? – обиженно фыркнула Брыся. – По маральнатическим соображениям!
- Морально-этическим, - поправила я.
- Без разницы! – возмутилась Брыся. – Но дураком называть, не разобравшись, нельзя! Ему-то самому было бы, небось, не слишком приятно, если бы его дураком назвали, не поняв, что к чему!
- Но как понять-то, - спросила я, - если с собаку спросить нельзя?
- А не просить того, что собака делать отказывается, - буркнула Брыся. - Дураком-то назвать - проще простого!
- Ладно, перестань ворчать, - улыбнулась я, - вечер только начался, может, дадим Юберу шанс?
- Дадим, – согласилась Брыся. – Только ты его попроси собак дураками больше не называть, особенно, в моем присутствии. А то я его за ногу укушу!
- Скажи ему, что я до дна донырнула! – орала она, бегая по спинке застеленного старинным гобеленом дивана, - Пусть гордится и всем рассказывает!
Ингрид предложила нам пойти посмотреть заброшенный сарай, в котором монахи, владевшие раньше ее домом и пристройками, производили сидр.
- Там лежат орудия производства – огромный пресс и бочки, - уточнила она, - думаю вот, что с ними делать. Старинное все, восемнадцатый век. Жалко так оставлять: либо сгниет, либо мыши все испортят...
- Побежали в сарай! – тут же воодушевилась Брыся. – Не дадим пропасть имуществу!
- Брыся, - сказала я специальным педагогическим голосом, - там, наверное, в полу куча дыр, и если ты куда-нибудь провалишься, то тебя чрезвычайно трудно будет достать.
- Ты всегда говоришь, что выход можно найти из любой ситуации! –захихикала Брыся, - Я же могу на тебя рассчитывать?
Я вздохнула и пожала плечами. Конечно же, она могла на меня рассчитывать.
Ингрид привела нас к «сараю». Это было огромное строение с дырами в стенах и полусгнившими дверьми, которые болтались на ржавых петлях.
- Ух ты! – восхитился ЖЛ. – Представляю, сколько будет стоить его реконструкция.
- Боюсь, не представляешь, - вздохнула Ингрид. – Я узнавала, это очень дорого...
Она приоткрыла одну из дверей и предложила нам войти внутрь. Не теряя ни минуты драгоценного времени, Брыся бросилась искать мышей, а мы восхищенно замерли посреди открывшегося нам содержимого. Через дыры в стенах просачивался свет заходящего солнца, и сарай был весь пронизан лучами, как-будто так и было задумано. Возле одной из стен стоял огромный яблочный пресс. Oт него был отведен желоб к огромной бочке.
- Он из цельного дуба сделан, - пояснила Ингрид. - вот сюда засыпались яблоки, а это - ворот, с помощью которого их давили. Вот сюда лошадей запрягали, они и крутили ворот... В этот «канал» потом лился сок, затем он попадал в бочку, и там - настаивался. И становился сидром. Или из него еще кальвадос делали.
Пока мы слушали Ингрид, Брыся шастала по сараю и засовывала нос в самые дальние углы.
- Мышами пахнет! – стонала она. – Поймать бы хоть одну! Может, мне на ночь тут остаться?
- Даже не мечтай, - отвечала я, - я же уснуть не смогу, если ты будешь одна в сарае, ночью...
- Эх... не видать мне мышей... – вздыхала Брыся. – как собственных ушей...
- Не расстраивайся, - говорила я, - может, тебе еще повезет...
Наша экскурсия закончилась, и мы пошли обратно. Брыся семенила впереди, разочарованно повесив хвост. Ингрид сказала, что сегодня на ужин придет Юбер.
- С собакой? – насторожилась Брыся. – Мало ли, еще кусит тебя! Или меня! Или Ингрид! Папе-то повезло – он не женщина...
Я спросила Ингрид.
- Нет, без собаки, - улыбнулась она, - а то мало ли...
Мы вернулись домой. Ингрид начала готовить ужин, а Брыся побежала проверять, доели ли куры рыбьи остатки.
- Миска пустая! – сообщила она, вернувшись. – Они ее дочиста вылизали!
Я сходила за миской. Действительно, она была абсолютно чистой.
- Как после собаки! – восхитилась Брыся. – А давай кур заведем! Можно будет соревнования устраивать! Команда собак против команды куриц! Нам – объедков, и им – объедков! Кто быстрее и чище вылижет!
Тут раздался вежливый стук, и в дверь вошел Юбер. От неожиданности Брыся громко залаяла.
- О! – сказал Юбер. – Надо же! Кокер!
- Думай о контексте! – прошипела я. – Разве можно лаять на гостей?!
Брыся смущенно замолчала.
- А у меня тоже кокер был, - сказал Юбер, склоняясь над Брысей, - мы с ним охотились. Хорошая рабочая собака была, дичь приносила – только стреляй. А вот отцу не повезло. У него тоже был кокер, но дурак-дураком. Вместо дичи – гильзы носил. Мы его учили-учили... Но все зря!
- Может, он был против охоты? – обиженно фыркнула Брыся. – По маральнатическим соображениям!
- Морально-этическим, - поправила я.
- Без разницы! – возмутилась Брыся. – Но дураком называть, не разобравшись, нельзя! Ему-то самому было бы, небось, не слишком приятно, если бы его дураком назвали, не поняв, что к чему!
- Но как понять-то, - спросила я, - если с собаку спросить нельзя?
- А не просить того, что собака делать отказывается, - буркнула Брыся. - Дураком-то назвать - проще простого!
- Ладно, перестань ворчать, - улыбнулась я, - вечер только начался, может, дадим Юберу шанс?
- Дадим, – согласилась Брыся. – Только ты его попроси собак дураками больше не называть, особенно, в моем присутствии. А то я его за ногу укушу!
dimanche 11 octobre 2009
Нормандия-3
За мысом висел в дымке соседний город Онфлёр, где в городском парке стояла моя любимая скульптура. Она называлась «Всем жертвам любви» и изображала легендарную Муму. У Муму был русалочий хвост и обрывок веревки на шее. Глядя на скульптуру, я часто размышляла над тем, кто же на самом деле был в той истории жертвой любви.
Брыся кружила по песку, высматривая моллюсков. Внезапно над нашими головами что-то прошелестело и на берег опустилась огромная черная птица.
- Ой, корморан! – воскликнула Ингрид. – Они сюда редко залетают!
- По-русски называется «баклан», - вставила я, - но вживую - впервые вижу!
- И я впервые вижу! – заорала Брыся и кинулась к баклану.
Тот неспеша перелетел поближе к молу. Брыся ринулась за ним, но птица опять взлетела и приземлилась уже на самом краю. Остановившись на полдороги, Брыся оглянулась на меня. Я покачала головой, зная, какими скользкими бывают края морских молов...
Вдруг баклан распахнул свои широкие крылья, отряхнулся, как собака, и начал выкусывать что-то крючковатым клювом у себя под мышкой. Потом сложил крылья, нахохлился и замер, показывая всем своим видом, что больше не намерен никуда лететь.
Не успела я моргнуть, как Брыся, радостно визжа, бросилась на птицу. Как и ожидалось, та взмыла в воздух, а Брыся щелкнула зубами и упала в море.
- Она нырять недавно научилась, в Ардеше, - сказала я перепуганной Ингрид. – Выплывет, не волнуйся...
И точно: Брыся уже яростно работала лапами, гребя к берегу. От нее до нас было метров пять.
- Тьфу, соленая! - пробурчала она, вылезая на берег и старательно отряхиваясь. – Вот если бы он летал чуть-чуть помедленнее... Но я зато до самого дна донырнула! Как Мартини!
- Ты, Брыся, будь поаккуратнее в следующий раз, - попросила я, - а то вода в Нормандии уже холодная, я туда не полезу.
- Да ладно, - пожала плечами Брыся, - я и одна могу нырять. В Нырляндии твоей...
Мы вернулись к машине. Ингрид достала из багажника старые полотенца, и я завернула в них Брысю, которая начала дрожать от холода.
- Бр-р-р-р... – бормотала она, сидя у меня на коленях. - Взял – и улетел! А я – хлоп! И в море! Им хорошо... они не мокнут...
Когда мы приехали домой, Брыся совсем замерзла, и я засунула ее под горячий душ. Согревшись, она вскоре перестала клацать зубами и дрожать. Я завернула ее в сухие полотенца и положила на диван перед камином.
- Поставить вам Каллас? – спросила меня Ингрид. – Юбер дал мне настоящий раритет – запись 1953 года...
Пока Ингрид готовила скумбрий, мы с Брысей, слушая Каллас, завороженно смотрели на огонь.
- Интересно, - сказала Брыся, - а вот если поймать баклана, то его можно подселить к курам?
- Не думаю, - сказала я, - баклан – птица морская, дикая. Он умрет в курятнике.
- Правда? – нахмурилась Брыся. – А кроме курятника, его и посадить-то некуда. Тогда я его ловить не буду... Зачем мне мертвый баклан?
- Брыся, - сказала я, - ты лучше придумай что-нибудь менее опасное для тебя и вредное для окружающей среды. Например, ты можешь помочь мне собрать коллекцию трилобитов. Их нужно выкапывать из глины и отмывать в воде.
- А они быстро бегают? – тут же заинтересовалась Брыся.
- Они не бегают, они окаменели давно. Это такие доисторические членистоногие, они жили много миллионов лет назад.
- Ладно, раз окаменели – то и бегать меньше придется, - вздохнула она. – А они что – правда стоногие? И почему они исторические?
- Они до-исторические, то есть, относятся к тому периоду, когда на Земле еще не было письменности. А «членистоногие» они потому, что их ножки были устроены из члеников. И усики тоже.
- Какая гадость! – фыркнула Брыся. – Давай лучше из мышей коллекцию сделаем! «Коллекция исторических мышей»! Это гораздо лучше звучит. И ножки с усиками у них гораздо симпатичнее... толстенькие, мягонькие...
Наконец, Ингрид позвала меня обедать.
- Ты только остатки не выбрасывай, я их потом курам отдам, - сказала она.
- А мне? – тут же встряла заснувшая было Брыся. – Я тоже голодная.
- У тебя есть крокеты, - сказала я, - вон, миска полная!
- А может, я тоже рыбы хочу? – возмутилась Брыся. – Вместе ходили, вместе покупали! Теперь вы все сами съедите, а остатки - курам. Нет уж! Я не согласна.
- Ладно, дам тебе шкурок, - кивнула я, - ты сядь только под стол, как подобает хорошо воспитанной собаке.
Брыся тут же юркнула под стол. Мы неспеша разделались с тремя рыбками, запив их бокалом белого сухого вина. Брыся получила свои шкурки, а курам мы собрали миску голов, хребтов и внутренностей.
- Тебе все равно нельзя, - уточнила я, - кость может в горле застрять или желудок продырявить.
За сыром, кофе и десертами Ингрид рассказывала мне про своего приятеля. Оказывается, у него раньше были спаниели, а теперь жил бордер-колли, он пас овец.
- Настоящая рабочая собака! – гордо сказала Ингрид. – Только женщин кусает почему-то.
- Наверное, с овцами путает, - пробурчала Брыся, обиженная на то, что курам досталось гораздо больше рыбных объедков, чем ей...
Брыся кружила по песку, высматривая моллюсков. Внезапно над нашими головами что-то прошелестело и на берег опустилась огромная черная птица.
- Ой, корморан! – воскликнула Ингрид. – Они сюда редко залетают!
- По-русски называется «баклан», - вставила я, - но вживую - впервые вижу!
- И я впервые вижу! – заорала Брыся и кинулась к баклану.
Тот неспеша перелетел поближе к молу. Брыся ринулась за ним, но птица опять взлетела и приземлилась уже на самом краю. Остановившись на полдороги, Брыся оглянулась на меня. Я покачала головой, зная, какими скользкими бывают края морских молов...
Вдруг баклан распахнул свои широкие крылья, отряхнулся, как собака, и начал выкусывать что-то крючковатым клювом у себя под мышкой. Потом сложил крылья, нахохлился и замер, показывая всем своим видом, что больше не намерен никуда лететь.
Не успела я моргнуть, как Брыся, радостно визжа, бросилась на птицу. Как и ожидалось, та взмыла в воздух, а Брыся щелкнула зубами и упала в море.
- Она нырять недавно научилась, в Ардеше, - сказала я перепуганной Ингрид. – Выплывет, не волнуйся...
И точно: Брыся уже яростно работала лапами, гребя к берегу. От нее до нас было метров пять.
- Тьфу, соленая! - пробурчала она, вылезая на берег и старательно отряхиваясь. – Вот если бы он летал чуть-чуть помедленнее... Но я зато до самого дна донырнула! Как Мартини!
- Ты, Брыся, будь поаккуратнее в следующий раз, - попросила я, - а то вода в Нормандии уже холодная, я туда не полезу.
- Да ладно, - пожала плечами Брыся, - я и одна могу нырять. В Нырляндии твоей...
Мы вернулись к машине. Ингрид достала из багажника старые полотенца, и я завернула в них Брысю, которая начала дрожать от холода.
- Бр-р-р-р... – бормотала она, сидя у меня на коленях. - Взял – и улетел! А я – хлоп! И в море! Им хорошо... они не мокнут...
Когда мы приехали домой, Брыся совсем замерзла, и я засунула ее под горячий душ. Согревшись, она вскоре перестала клацать зубами и дрожать. Я завернула ее в сухие полотенца и положила на диван перед камином.
- Поставить вам Каллас? – спросила меня Ингрид. – Юбер дал мне настоящий раритет – запись 1953 года...
Пока Ингрид готовила скумбрий, мы с Брысей, слушая Каллас, завороженно смотрели на огонь.
- Интересно, - сказала Брыся, - а вот если поймать баклана, то его можно подселить к курам?
- Не думаю, - сказала я, - баклан – птица морская, дикая. Он умрет в курятнике.
- Правда? – нахмурилась Брыся. – А кроме курятника, его и посадить-то некуда. Тогда я его ловить не буду... Зачем мне мертвый баклан?
- Брыся, - сказала я, - ты лучше придумай что-нибудь менее опасное для тебя и вредное для окружающей среды. Например, ты можешь помочь мне собрать коллекцию трилобитов. Их нужно выкапывать из глины и отмывать в воде.
- А они быстро бегают? – тут же заинтересовалась Брыся.
- Они не бегают, они окаменели давно. Это такие доисторические членистоногие, они жили много миллионов лет назад.
- Ладно, раз окаменели – то и бегать меньше придется, - вздохнула она. – А они что – правда стоногие? И почему они исторические?
- Они до-исторические, то есть, относятся к тому периоду, когда на Земле еще не было письменности. А «членистоногие» они потому, что их ножки были устроены из члеников. И усики тоже.
- Какая гадость! – фыркнула Брыся. – Давай лучше из мышей коллекцию сделаем! «Коллекция исторических мышей»! Это гораздо лучше звучит. И ножки с усиками у них гораздо симпатичнее... толстенькие, мягонькие...
Наконец, Ингрид позвала меня обедать.
- Ты только остатки не выбрасывай, я их потом курам отдам, - сказала она.
- А мне? – тут же встряла заснувшая было Брыся. – Я тоже голодная.
- У тебя есть крокеты, - сказала я, - вон, миска полная!
- А может, я тоже рыбы хочу? – возмутилась Брыся. – Вместе ходили, вместе покупали! Теперь вы все сами съедите, а остатки - курам. Нет уж! Я не согласна.
- Ладно, дам тебе шкурок, - кивнула я, - ты сядь только под стол, как подобает хорошо воспитанной собаке.
Брыся тут же юркнула под стол. Мы неспеша разделались с тремя рыбками, запив их бокалом белого сухого вина. Брыся получила свои шкурки, а курам мы собрали миску голов, хребтов и внутренностей.
- Тебе все равно нельзя, - уточнила я, - кость может в горле застрять или желудок продырявить.
За сыром, кофе и десертами Ингрид рассказывала мне про своего приятеля. Оказывается, у него раньше были спаниели, а теперь жил бордер-колли, он пас овец.
- Настоящая рабочая собака! – гордо сказала Ингрид. – Только женщин кусает почему-то.
- Наверное, с овцами путает, - пробурчала Брыся, обиженная на то, что курам досталось гораздо больше рыбных объедков, чем ей...
lundi 5 octobre 2009
Нормандия-2
За ужином Ингрид рассказывала про свою бурную молодость и карьеру фотомодели. Немка, рожденная в Чехословакии, она много путешествовала по миру, водилась с сильными мира сего, посещала модных знаменитостей.
Когда она переехала в Нормандию с очередным приятелем, ей было уже за пятьдесят. Дети выросли, появились внуки. Ей нравилось жить в сонной глуши, где утром неизменно был туман, а вечером солнце, падая за лес, давало длинные тени. Ингрид купила себе пару ослов и пони для компании, кур для яиц и кроликов для продажи.
А еще она ходила по антикварным рынкам и магазинам, где покупала картины. «Я их спасаю, - объясняла Ингрид, - если они того заслуживают...». И царственно махала рукой с изящным маникюром, облокотившись на спинку старинного дивана. В этом году ей исполнилось семьдесят...
Мы пили кальвадос и завидовали. ЖЛ – ее внутренней свободе, я – образу жизни, а Брыся – наличию большого количества разных животных.
- Посмотреть бы на кролика! – говорила она. – Хоть бы одним глазком!
- У нее больше кроликов нет, - говорила я, - она продала всех.
- Эх... – отвечала Брыся, - если бы у меня были собственные кролики, то я бы их ни за что бы не продала. Я их гоняла бы целыми днями! Такое развлечение!
Потом на небе как-то незаметно появился месяц, и мы, недолго полюбовавшись на рассыпавшиеся звезды, решили идти спать. Брыся нырнула в клетку-переноску, и, буквально через минуту, оттуда донеслось ее негромкое похрапывание.
Мы выключили свет. За окном ухала сова.
Утро началось со звонка будильника, ЖЛ надо было собираться на работу. Он выпил кофе с Ингрид, одел костюм, поцеловал меня в щеку и убежал. Я решила немного подремать и опять провалилась в сон.
Проснулась я от того, что кто-то прыгал по мне козлом и орал: «Ослов – на мыло!».
- Брыся! – укоризненно сказала я, пытаясь прикрыться подушкой.
– Ну при чем тут ослы?
- А чего они с пони дружат?! – возмущенно заорала Брыся прямо мне в ухо, перебираясь на подушку. – Вот если бы они со мной дружили, то мы пони наподдали бы! Вместе!
- Ясно, - рассмеялась я, - то есть, ты думаешь, что если ты к ним опять в загон полезешь, то они тебе вместе наподдадут? Так?
- Ага! – кивнула Брыся, устраиваясь поудобнее в ямке. – Значит, ослов – на мыло. А то они объединятся.
- А ты к ним не лезь, - посоветовала я, - и тогда тебе никто не наподдаст. Ни пони, ни ослы.
Брыся удивленно покрутила головой и ответила, что о таком развитии событий она даже не задумывалась. После долгих прений на тему ослов и пони, мы решили пойти позавтракать.
Спустившись вниз, я обнаружила на кухонном столе приготовленные йогурты, свежий хлеб, варенье масло и кофе в термосе. Покончив с завтраком и отдав Брысе стаканчик из-под вишневого йогурта, я вышла во двор.
Ингрид возилась в саду, привязывая к подпоркам какие-то хитрые растения, которые никак не хотели ползти в нужном ей направлении. Подробно расспросив меня о том, как я спала и завтракала, она предложила съездить на пляж.
- Ура! Напляш! – заорала Брыся, подскочив на месте пружинкой. – Там чайники!
- Там чайки, - поправила я.
- И чайники, – возразила Брыся. – Это ихние самцы!
Ингрид вывела из гаража свою старенькую машину, и мы поехали на пляж. До него было всего минут пятнадцать. Ингрид мне показывала окрестности, а Брыся запоминала особые приметы.
- Смотри, какие куры! – орала она, высовывая голову из окна. – Может, захватим парочку с собой? Представляешь, приезжаем мы напляш, а там чайки с чайниками и я с курами! Будет, чем похвастаться!
Не обращая внимания на Брысины мечты, мы продолжали разговор. Ингрид показала мне дом, где жил ее близкий друг. Другу было пятьдесят пять. У него было триста овец и самая лучшая коллекция Марии Каллас в регионе. Я уважительно посмотрела на Ингрид. Эти нормандцы, право, были совсем не простыми людьми.
Ингрид предложила купить свежей рыбы на обед и ужин. Брыся с восторгом согласилась: ей нравилось пока все без исключения в Нормандии.
Мы заехали на набережную, где стояло несколько палаток. Прилавки ломились от утреннего улова. Рыба была свежайшая и пахла морем. Мы выбрали трех некрупных скумбрий на обед и каких-то неизвестных мне рыб на ужин. Брыся скакала вокруг сумки и пыталась откусить торчавший наружу хвост. Мы положили рыбу в багажник и пошли на море.
Пляжи Нормандии – это тонкий белый песок, пересыпанный ракушками и водорослями. В воздухе пахнет йодом и глиной. В глине часто находят похожих на инопланетян трилобитов, окаменевших свидетелей отделения Англии от материка.
Отстегнув поводок, я показала Брысе, в каком направлении бежать. Она рванула к морю, изо всех сил отталкиваясь лапами от тяжелого, сырого песка.
Было время отлива. Песок был покрыт яркой зеленью оторванных прибоем водорослей и ракушками, которые хрустели под ногами. Мы двинулись вдоль кромки моря.
Вода то убегала, то возвращалась, вновь и вновь повторяя движения, которым было несколько миллиардов лет. В каждой руке я держала по трилобиту и размышляла, как Дикобраз, о тщете всего сущего.
Брыся гонялась за чайками. Они лениво взлетали и опускались на небольшие, выступающие из воды, скалы в нескольких метрах от берега. Тогда Брыся бросалась в воду и отважно прыгала через прибой. Когда ее накрывало какой-нибудь неожиданно высокой волной, она вылезала на песок, отряхивалась и опять бросалась на чаек, которые к тому времени успевали приземлиться на берегу. Со стороны это выглядело как игра, но все было гораздо более прозаично: Брыся мешала чайкам обедать оставленными отливом моллюсками.
Наконец, чайкам надоела эта беготня, и они агрессивно пошли в атаку. Брыся со всех ног ринулась к нам, визжа, что она не дичь, и что чайники все перепутали. Чайки, немного покружив на безопасном для Брыси расстоянии, вернулись берег и начали спокойно поедать свой обед.
- Жаль! - громко сказала Брыся, семеня рядом со мной. - Жаль, что нет еще какой-нибудь собаки! Мы тогда хвосты бы им повырывали!
- Брыся, - сказала я, - чайки — птицы серьезные. Боюсь, что даже если бы тут была еще одна собака, то это они бы вам скорее хвосты бы повырывали.
- Ничего подобного! - возмутилась Брыся. - Когда собаки две, то чайки против нас — что комары! Мы их в песок закопали бы, вместе с их чайниками!
Так она ворчала всю дорогу, пока мы с Ингрид расказывали друг другу о том, как мы провели последние тридцать пять лет. Я начала примерно с рождения, а она - с моего нынешнего возраста. Высокая, стройная, спортивная, она казалась мне вечной. Верить в ее семьдесят лет мозг отказывался.
- Когда мы жили в Колумбии, - говорила она, - у нас было четыре собаки. Самым старшим был кобель немецкой овчарки, которого отец привез прямо из Берлина. Все остальные были дворняги, они слушались его беспрекословно. А он беспрекословно слушался меня... Знаешь, местные не боятся ничего, кроме собак. И когда на дом европейцев среди бела дня совершается вообруженный налет, то нет ничего надежнее, чем пара крупных собак, чтобы защитить имущество хозяев. Я даже в банк с ними ходила. Захожу в агентство, деньги снять со счета, а за мной вся четверка... Выразительно смотрит на прохожих. Никто не осмеливался подойти...
- Я тоже могу выразительно смотреть, правда, мама? - спрашивала Брыся, семеня рядом. - И могу за икры кусать! Давай теперь в банк вместе ходить?
- Ох, Брыся, - отвечала я, - боюсь, французы нас с тобой не очень поймут. Тем более, на нас никто не нападает...
Я не хотела ей рассказывать, как однажды, ровно за год до ее рождения, наш дом ограбили. И что там находилась моя старая собака, Юджи, и что она провела целые сутки одна, выходя в сад пописать через вышибленную грабителями дверь.
И, хотя в саду не было калитки, а в заборе - полно дыр, она оставалась в доме. То ли из-за того, что ей некуда было идти, то ли из-за того, что она верила, что я вернусь... Я тогда не могла говорить с собаками. Эта история, конечно, не прошла для собаки бесследно.
С тех пор, как только в доме или рядом раздавался громкий звук, Юджи мочилась под себя. Это вызывало неприятие окружающих. ЖЛ, который тогда совсем не понимал собак, недовольно ворчал.
Я водила ее по врачам, но это не помогало. «Собака старая, - говорили они, - кроме антидепрессантов, ничто не поможет...». Собака психолога в депрессии. Скверная шутка судьбы...
Я тогда клала ее себе на живот и подолгу гладила, объясняя, что я не могу, просто не могу оставаться с ней весь день. Но это не помогало.
В тот последний год ее жизни я стирала подстилки каждый день. Юджи переживала, думая, что то, что она делает — это ужасно. А мне не удавалось ее переубедить. С этим чувством я живу и по сей день: когда на расстоянии вытянутой руки близкое тебе существо страдает, но не в твоих силах ему объяснить, что его проблемы — это полная чепуха по сравнению с его смертью.
И хотя стоимость украденного имущества была щедро компенсирована страховкой, я приняла решение больше никогда не оставлять дом без надзора. Брыся была предупреждена, что если вдруг заорет сигнализация, то ей надлежит со всех ног бежать в нашу комнату и прятаться под кровать. В любом случае, мне очень хотелось верить в то, что она выполнит мои инструкции...
Когда она переехала в Нормандию с очередным приятелем, ей было уже за пятьдесят. Дети выросли, появились внуки. Ей нравилось жить в сонной глуши, где утром неизменно был туман, а вечером солнце, падая за лес, давало длинные тени. Ингрид купила себе пару ослов и пони для компании, кур для яиц и кроликов для продажи.
А еще она ходила по антикварным рынкам и магазинам, где покупала картины. «Я их спасаю, - объясняла Ингрид, - если они того заслуживают...». И царственно махала рукой с изящным маникюром, облокотившись на спинку старинного дивана. В этом году ей исполнилось семьдесят...
Мы пили кальвадос и завидовали. ЖЛ – ее внутренней свободе, я – образу жизни, а Брыся – наличию большого количества разных животных.
- Посмотреть бы на кролика! – говорила она. – Хоть бы одним глазком!
- У нее больше кроликов нет, - говорила я, - она продала всех.
- Эх... – отвечала Брыся, - если бы у меня были собственные кролики, то я бы их ни за что бы не продала. Я их гоняла бы целыми днями! Такое развлечение!
Потом на небе как-то незаметно появился месяц, и мы, недолго полюбовавшись на рассыпавшиеся звезды, решили идти спать. Брыся нырнула в клетку-переноску, и, буквально через минуту, оттуда донеслось ее негромкое похрапывание.
Мы выключили свет. За окном ухала сова.
Утро началось со звонка будильника, ЖЛ надо было собираться на работу. Он выпил кофе с Ингрид, одел костюм, поцеловал меня в щеку и убежал. Я решила немного подремать и опять провалилась в сон.
Проснулась я от того, что кто-то прыгал по мне козлом и орал: «Ослов – на мыло!».
- Брыся! – укоризненно сказала я, пытаясь прикрыться подушкой.
– Ну при чем тут ослы?
- А чего они с пони дружат?! – возмущенно заорала Брыся прямо мне в ухо, перебираясь на подушку. – Вот если бы они со мной дружили, то мы пони наподдали бы! Вместе!
- Ясно, - рассмеялась я, - то есть, ты думаешь, что если ты к ним опять в загон полезешь, то они тебе вместе наподдадут? Так?
- Ага! – кивнула Брыся, устраиваясь поудобнее в ямке. – Значит, ослов – на мыло. А то они объединятся.
- А ты к ним не лезь, - посоветовала я, - и тогда тебе никто не наподдаст. Ни пони, ни ослы.
Брыся удивленно покрутила головой и ответила, что о таком развитии событий она даже не задумывалась. После долгих прений на тему ослов и пони, мы решили пойти позавтракать.
Спустившись вниз, я обнаружила на кухонном столе приготовленные йогурты, свежий хлеб, варенье масло и кофе в термосе. Покончив с завтраком и отдав Брысе стаканчик из-под вишневого йогурта, я вышла во двор.
Ингрид возилась в саду, привязывая к подпоркам какие-то хитрые растения, которые никак не хотели ползти в нужном ей направлении. Подробно расспросив меня о том, как я спала и завтракала, она предложила съездить на пляж.
- Ура! Напляш! – заорала Брыся, подскочив на месте пружинкой. – Там чайники!
- Там чайки, - поправила я.
- И чайники, – возразила Брыся. – Это ихние самцы!
Ингрид вывела из гаража свою старенькую машину, и мы поехали на пляж. До него было всего минут пятнадцать. Ингрид мне показывала окрестности, а Брыся запоминала особые приметы.
- Смотри, какие куры! – орала она, высовывая голову из окна. – Может, захватим парочку с собой? Представляешь, приезжаем мы напляш, а там чайки с чайниками и я с курами! Будет, чем похвастаться!
Не обращая внимания на Брысины мечты, мы продолжали разговор. Ингрид показала мне дом, где жил ее близкий друг. Другу было пятьдесят пять. У него было триста овец и самая лучшая коллекция Марии Каллас в регионе. Я уважительно посмотрела на Ингрид. Эти нормандцы, право, были совсем не простыми людьми.
Ингрид предложила купить свежей рыбы на обед и ужин. Брыся с восторгом согласилась: ей нравилось пока все без исключения в Нормандии.
Мы заехали на набережную, где стояло несколько палаток. Прилавки ломились от утреннего улова. Рыба была свежайшая и пахла морем. Мы выбрали трех некрупных скумбрий на обед и каких-то неизвестных мне рыб на ужин. Брыся скакала вокруг сумки и пыталась откусить торчавший наружу хвост. Мы положили рыбу в багажник и пошли на море.
Пляжи Нормандии – это тонкий белый песок, пересыпанный ракушками и водорослями. В воздухе пахнет йодом и глиной. В глине часто находят похожих на инопланетян трилобитов, окаменевших свидетелей отделения Англии от материка.
Отстегнув поводок, я показала Брысе, в каком направлении бежать. Она рванула к морю, изо всех сил отталкиваясь лапами от тяжелого, сырого песка.
Было время отлива. Песок был покрыт яркой зеленью оторванных прибоем водорослей и ракушками, которые хрустели под ногами. Мы двинулись вдоль кромки моря.
Вода то убегала, то возвращалась, вновь и вновь повторяя движения, которым было несколько миллиардов лет. В каждой руке я держала по трилобиту и размышляла, как Дикобраз, о тщете всего сущего.
Брыся гонялась за чайками. Они лениво взлетали и опускались на небольшие, выступающие из воды, скалы в нескольких метрах от берега. Тогда Брыся бросалась в воду и отважно прыгала через прибой. Когда ее накрывало какой-нибудь неожиданно высокой волной, она вылезала на песок, отряхивалась и опять бросалась на чаек, которые к тому времени успевали приземлиться на берегу. Со стороны это выглядело как игра, но все было гораздо более прозаично: Брыся мешала чайкам обедать оставленными отливом моллюсками.
Наконец, чайкам надоела эта беготня, и они агрессивно пошли в атаку. Брыся со всех ног ринулась к нам, визжа, что она не дичь, и что чайники все перепутали. Чайки, немного покружив на безопасном для Брыси расстоянии, вернулись берег и начали спокойно поедать свой обед.
- Жаль! - громко сказала Брыся, семеня рядом со мной. - Жаль, что нет еще какой-нибудь собаки! Мы тогда хвосты бы им повырывали!
- Брыся, - сказала я, - чайки — птицы серьезные. Боюсь, что даже если бы тут была еще одна собака, то это они бы вам скорее хвосты бы повырывали.
- Ничего подобного! - возмутилась Брыся. - Когда собаки две, то чайки против нас — что комары! Мы их в песок закопали бы, вместе с их чайниками!
Так она ворчала всю дорогу, пока мы с Ингрид расказывали друг другу о том, как мы провели последние тридцать пять лет. Я начала примерно с рождения, а она - с моего нынешнего возраста. Высокая, стройная, спортивная, она казалась мне вечной. Верить в ее семьдесят лет мозг отказывался.
- Когда мы жили в Колумбии, - говорила она, - у нас было четыре собаки. Самым старшим был кобель немецкой овчарки, которого отец привез прямо из Берлина. Все остальные были дворняги, они слушались его беспрекословно. А он беспрекословно слушался меня... Знаешь, местные не боятся ничего, кроме собак. И когда на дом европейцев среди бела дня совершается вообруженный налет, то нет ничего надежнее, чем пара крупных собак, чтобы защитить имущество хозяев. Я даже в банк с ними ходила. Захожу в агентство, деньги снять со счета, а за мной вся четверка... Выразительно смотрит на прохожих. Никто не осмеливался подойти...
- Я тоже могу выразительно смотреть, правда, мама? - спрашивала Брыся, семеня рядом. - И могу за икры кусать! Давай теперь в банк вместе ходить?
- Ох, Брыся, - отвечала я, - боюсь, французы нас с тобой не очень поймут. Тем более, на нас никто не нападает...
Я не хотела ей рассказывать, как однажды, ровно за год до ее рождения, наш дом ограбили. И что там находилась моя старая собака, Юджи, и что она провела целые сутки одна, выходя в сад пописать через вышибленную грабителями дверь.
И, хотя в саду не было калитки, а в заборе - полно дыр, она оставалась в доме. То ли из-за того, что ей некуда было идти, то ли из-за того, что она верила, что я вернусь... Я тогда не могла говорить с собаками. Эта история, конечно, не прошла для собаки бесследно.
С тех пор, как только в доме или рядом раздавался громкий звук, Юджи мочилась под себя. Это вызывало неприятие окружающих. ЖЛ, который тогда совсем не понимал собак, недовольно ворчал.
Я водила ее по врачам, но это не помогало. «Собака старая, - говорили они, - кроме антидепрессантов, ничто не поможет...». Собака психолога в депрессии. Скверная шутка судьбы...
Я тогда клала ее себе на живот и подолгу гладила, объясняя, что я не могу, просто не могу оставаться с ней весь день. Но это не помогало.
В тот последний год ее жизни я стирала подстилки каждый день. Юджи переживала, думая, что то, что она делает — это ужасно. А мне не удавалось ее переубедить. С этим чувством я живу и по сей день: когда на расстоянии вытянутой руки близкое тебе существо страдает, но не в твоих силах ему объяснить, что его проблемы — это полная чепуха по сравнению с его смертью.
И хотя стоимость украденного имущества была щедро компенсирована страховкой, я приняла решение больше никогда не оставлять дом без надзора. Брыся была предупреждена, что если вдруг заорет сигнализация, то ей надлежит со всех ног бежать в нашу комнату и прятаться под кровать. В любом случае, мне очень хотелось верить в то, что она выполнит мои инструкции...
samedi 3 octobre 2009
Нормандия
- А куда это мы едем? – навострила уши Брыся, увидев, что я достала из подвала Большой Чемодан и положила туда ее полотенца и расческу.
Большой Чемодан служил для очень дальних путешествий, куда обычно собаку с собой не брали. Но сегодня был исключительный день: мы ехали в Нормандию, оттуда – в Лилль, а из Лилля – в Брюссель. Путешествие было рассчитано на четыре дня.
- А что мы будем делать в этой Мандии? – спросила Брыся, удивленно покрутив головой от обилия новой информации.
- Бродить по пляжам, - сказала я, - а потом - есть свежую рыбу и сидеть у камина вечером.
- А на пляжах есть собаки? – заинтересовалась Брыся. – Ну, какие-нибудь местные. Чтоб бегать. А то если не за кем бегать на пляже – то это совсем неинтересно.
- Может, будут, - пожала плечами я, - в любом случае, на пляжах полно чаек, можно их, например, гонять. И потом, там будет прибой, в него можно прыгать.
- А если он меня прибьет? – испугалась Брыся. – Ну его! А то мало ли, как прыгнешь в прибой твой, а он тебя по голове как треснет! Полетят клочки по закоулочкам!
- Посмотрим, Брыся, - сказала я, высматривая вещи, которые могли бы нам понадобиться в путешествии, - в любом случае, если будет опасно, то я тебе обязательно скажу.
Брыся кивнула и помчалась искать свою новую игрушку, резиновую мышь-пищалку. Она называла ее «шумелкой» после того, как услышала песню «Шумелка-мышь, деревья гнулись» в исполнении своей новой знакомой, голой мексиканки Лотты.
В час дня мы выехали в Нормандию. Ехать нам предстояло четыре часа. В багажнике лежал большой чемодан, Брысина клетка-переноска, коробка с кормом и ноутбук. Мы ехали в гости к матери одного из наших друзей, у которой была частная гостиница в каком-то затерянном уголке. ЖЛ останавливался там каждый раз, когда ехал в командировку в Кан (Caen).
Мы договорились встретиться в доме у Ингрид вечером, после шести. ЖЛ вручил мне навигатор, куда были введены точные координаты местечка. Иначе найти ее дом было бы невозможно.
- Постарайся запомнить дорогу, потому что в следующий раз я тебе навигатор не дам, - уточнил ЖЛ. – Он мне самому нужен, а то приходится кружить по деревням, и я на совещания опаздываю...
Едва мы выехали, я предложила Брысе поспать на заднем сиденье, но она сказала, что будет мне помогать запоминать дорогу.
- Тогда тебе надо искать особые приметы, - сказала я, кивнув на дорогу. – Видишь, например, водокачка? Она красиво раскрашена, ее легко запомнить!
- Ага! – подхватила Брыся. – Смотри, а вон - корова! Очень красивая! Овцы! Тоже красиво раскрашены! Настоящие особые предметы!
Таким образом она развлекалась еще примерно час, потом ей надоело, и она решила поспать. Часа через два я ее разбудила, и мы перекусили булочкой. Брыся принялась опять запоминать коров, но их было так мало, что она опять заснула.
Когда, наконец, по обочинам замелькали дома с черными балками, я облегченно вздохнула: оставалось ехать совсем недолго – постараться пересечь Руан до образования традиционной вечерней пробки и потом еще час кружить по сельским дорогам, точно следуя указаниям механического голоса...
Наконец, из-за очередного поворота вырос нужный нам дом. Во дворе бегало три огромных курицы. Брыся тут же навострила уши.
- Ура! Дичь! – заорала она. – Открой дверь! Пойду их поймаю!
С тех пор, как Брыся набралась смелости и научилась гонять ворон в компьеньском дворцовом парке, она считала всех птиц дичью и преследовала их при первой же возможности.
- Никакая это не дичь, Брыся, - возмутилась я. – Это куры. Они яйца несут. Ловить их - запрещено.
- Да? Жаль.... – разочарованно сказала она. – Но, может, разочек...
- Никаких разочков, - строго сказала я, - сейчас я попрошу Ингрид запереть их в курятник. Можешь любоваться на них, но издали, через сетку.
Я взяла Брысю на поводок и вышла из машины. На пороге появилась сама Ингрид, высокая, в шортах и майке. На руках у нее были надеты испачканные чем-то зеленым садовые печатки. Седые волосы были небрежно подколоты, на глаза падала густая челка.
- Привет! – сказала я. – Я – Ирина, а это – Брыся. А ЖЛ приедет через час.
- Привет! – сказала Ингрид. – А я грецкие орехи чищу...
Мы проследовали за ней в салон, оглядываясь с любопытством по сторонам. Дом был наполнен старинными вещицами, картинами и мебелью.
- Ух ты! – восхитилась Брыся, взлетев на спинку кожаного дивана. – Тут даже повыше, чем у нас, будет!
- Брыся, - прошипела я, - слезь сейчас же! Тебе никто не разрешал по диванам лазить!
- Пусть бегает, - царственно махнула рукой Ингрид. – Ничего страшного.
- Вот видишь! – заорала Брыся, показала мне язык и унеслась в сад, махнув хвостом.
Я выглянула в окно. Собака, визжа от восторга, неслась по направлению к загону, где стояло огромное корыто с кормом. Не успела я что-либо сказать, как она с разбегу нырнула под балки, и сунула морду в корыто.
- Там два пони и два осла живут, - невозмутимо сказала Ингрид, проследив взглядом траекторию полета. – Скажи ей, чтобы вышла, а то дадут копытом.
- Назад! – заорала я, тут же заметив выглянувшую из загона серую морду.
Брыся едва обернулась на мой крик. Она уже что-то сосредоточенно жевала. В этот момент черно-белый пони выбежал из загона и понесся по направлению к кормушке. К счастью, Брыся услышала стук копыт и, подскочив на месте, как пружинка, метнулась обратно к балкам. Пони побежал за ней, в его намерения явно входило прибить чем-нибудь нахальную собаку. Брыся, сделав круг по загону, пролетела между балками и изо всех сил помчалась к нам.
- Я тебе уже когда-то говорила, - прошипела я, - на ферме надо сначала спрашивать! Он мог тебя по голове копытом треснуть.
- Ужас, да? – пискнула Брыся. – За мной никогда такие огромные животные не бегали! Кроме тебя, конечно.
- Успокойся лучше, - попросила я ее, - пойди на кур посмотри, их уже в загон посадили.
Брыся кивнула и понеслась по направлению к курятику. Она села у сетки и стала наблюдать за курами. Потом до меня донослось: «Огро-о-омный... Как даст копытом! А я его... Как помчится!».
Куры толпились у сетки и внимательно слушали.
Тут раздался шум шин, и во двор въехала машина. Это был ЖЛ. После приветствий и выражения Брысей бурного восторга по поводу сбора семьи в месте, которое, по мнению Брыси, ужасно тяжело было найти, мы расположились в гостиной, у камина.
Ингрид налила нам настоящего нормандского сидра и насыпала в пиалки орешков. Брыся тут же села ей на ногу и стала выразительно моргать. Наконец, Ингрид сдалась и протянула ей целую горсть. Брысе больше всех понравились грецкие.
На ужин Ингрид приготовила мидий в белом вине.
- Это малюськи! - заорала Брыся, почувствовав знакомый запах. - А мне дадут?!
- Какая она у вас говорливая, - восхитилась Ингрид, - прямо рот не закрывает!
Большой Чемодан служил для очень дальних путешествий, куда обычно собаку с собой не брали. Но сегодня был исключительный день: мы ехали в Нормандию, оттуда – в Лилль, а из Лилля – в Брюссель. Путешествие было рассчитано на четыре дня.
- А что мы будем делать в этой Мандии? – спросила Брыся, удивленно покрутив головой от обилия новой информации.
- Бродить по пляжам, - сказала я, - а потом - есть свежую рыбу и сидеть у камина вечером.
- А на пляжах есть собаки? – заинтересовалась Брыся. – Ну, какие-нибудь местные. Чтоб бегать. А то если не за кем бегать на пляже – то это совсем неинтересно.
- Может, будут, - пожала плечами я, - в любом случае, на пляжах полно чаек, можно их, например, гонять. И потом, там будет прибой, в него можно прыгать.
- А если он меня прибьет? – испугалась Брыся. – Ну его! А то мало ли, как прыгнешь в прибой твой, а он тебя по голове как треснет! Полетят клочки по закоулочкам!
- Посмотрим, Брыся, - сказала я, высматривая вещи, которые могли бы нам понадобиться в путешествии, - в любом случае, если будет опасно, то я тебе обязательно скажу.
Брыся кивнула и помчалась искать свою новую игрушку, резиновую мышь-пищалку. Она называла ее «шумелкой» после того, как услышала песню «Шумелка-мышь, деревья гнулись» в исполнении своей новой знакомой, голой мексиканки Лотты.
В час дня мы выехали в Нормандию. Ехать нам предстояло четыре часа. В багажнике лежал большой чемодан, Брысина клетка-переноска, коробка с кормом и ноутбук. Мы ехали в гости к матери одного из наших друзей, у которой была частная гостиница в каком-то затерянном уголке. ЖЛ останавливался там каждый раз, когда ехал в командировку в Кан (Caen).
Мы договорились встретиться в доме у Ингрид вечером, после шести. ЖЛ вручил мне навигатор, куда были введены точные координаты местечка. Иначе найти ее дом было бы невозможно.
- Постарайся запомнить дорогу, потому что в следующий раз я тебе навигатор не дам, - уточнил ЖЛ. – Он мне самому нужен, а то приходится кружить по деревням, и я на совещания опаздываю...
Едва мы выехали, я предложила Брысе поспать на заднем сиденье, но она сказала, что будет мне помогать запоминать дорогу.
- Тогда тебе надо искать особые приметы, - сказала я, кивнув на дорогу. – Видишь, например, водокачка? Она красиво раскрашена, ее легко запомнить!
- Ага! – подхватила Брыся. – Смотри, а вон - корова! Очень красивая! Овцы! Тоже красиво раскрашены! Настоящие особые предметы!
Таким образом она развлекалась еще примерно час, потом ей надоело, и она решила поспать. Часа через два я ее разбудила, и мы перекусили булочкой. Брыся принялась опять запоминать коров, но их было так мало, что она опять заснула.
Когда, наконец, по обочинам замелькали дома с черными балками, я облегченно вздохнула: оставалось ехать совсем недолго – постараться пересечь Руан до образования традиционной вечерней пробки и потом еще час кружить по сельским дорогам, точно следуя указаниям механического голоса...
Наконец, из-за очередного поворота вырос нужный нам дом. Во дворе бегало три огромных курицы. Брыся тут же навострила уши.
- Ура! Дичь! – заорала она. – Открой дверь! Пойду их поймаю!
С тех пор, как Брыся набралась смелости и научилась гонять ворон в компьеньском дворцовом парке, она считала всех птиц дичью и преследовала их при первой же возможности.
- Никакая это не дичь, Брыся, - возмутилась я. – Это куры. Они яйца несут. Ловить их - запрещено.
- Да? Жаль.... – разочарованно сказала она. – Но, может, разочек...
- Никаких разочков, - строго сказала я, - сейчас я попрошу Ингрид запереть их в курятник. Можешь любоваться на них, но издали, через сетку.
Я взяла Брысю на поводок и вышла из машины. На пороге появилась сама Ингрид, высокая, в шортах и майке. На руках у нее были надеты испачканные чем-то зеленым садовые печатки. Седые волосы были небрежно подколоты, на глаза падала густая челка.
- Привет! – сказала я. – Я – Ирина, а это – Брыся. А ЖЛ приедет через час.
- Привет! – сказала Ингрид. – А я грецкие орехи чищу...
Мы проследовали за ней в салон, оглядываясь с любопытством по сторонам. Дом был наполнен старинными вещицами, картинами и мебелью.
- Ух ты! – восхитилась Брыся, взлетев на спинку кожаного дивана. – Тут даже повыше, чем у нас, будет!
- Брыся, - прошипела я, - слезь сейчас же! Тебе никто не разрешал по диванам лазить!
- Пусть бегает, - царственно махнула рукой Ингрид. – Ничего страшного.
- Вот видишь! – заорала Брыся, показала мне язык и унеслась в сад, махнув хвостом.
Я выглянула в окно. Собака, визжа от восторга, неслась по направлению к загону, где стояло огромное корыто с кормом. Не успела я что-либо сказать, как она с разбегу нырнула под балки, и сунула морду в корыто.
- Там два пони и два осла живут, - невозмутимо сказала Ингрид, проследив взглядом траекторию полета. – Скажи ей, чтобы вышла, а то дадут копытом.
- Назад! – заорала я, тут же заметив выглянувшую из загона серую морду.
Брыся едва обернулась на мой крик. Она уже что-то сосредоточенно жевала. В этот момент черно-белый пони выбежал из загона и понесся по направлению к кормушке. К счастью, Брыся услышала стук копыт и, подскочив на месте, как пружинка, метнулась обратно к балкам. Пони побежал за ней, в его намерения явно входило прибить чем-нибудь нахальную собаку. Брыся, сделав круг по загону, пролетела между балками и изо всех сил помчалась к нам.
- Я тебе уже когда-то говорила, - прошипела я, - на ферме надо сначала спрашивать! Он мог тебя по голове копытом треснуть.
- Ужас, да? – пискнула Брыся. – За мной никогда такие огромные животные не бегали! Кроме тебя, конечно.
- Успокойся лучше, - попросила я ее, - пойди на кур посмотри, их уже в загон посадили.
Брыся кивнула и понеслась по направлению к курятику. Она села у сетки и стала наблюдать за курами. Потом до меня донослось: «Огро-о-омный... Как даст копытом! А я его... Как помчится!».
Куры толпились у сетки и внимательно слушали.
Тут раздался шум шин, и во двор въехала машина. Это был ЖЛ. После приветствий и выражения Брысей бурного восторга по поводу сбора семьи в месте, которое, по мнению Брыси, ужасно тяжело было найти, мы расположились в гостиной, у камина.
Ингрид налила нам настоящего нормандского сидра и насыпала в пиалки орешков. Брыся тут же села ей на ногу и стала выразительно моргать. Наконец, Ингрид сдалась и протянула ей целую горсть. Брысе больше всех понравились грецкие.
На ужин Ингрид приготовила мидий в белом вине.
- Это малюськи! - заорала Брыся, почувствовав знакомый запах. - А мне дадут?!
- Какая она у вас говорливая, - восхитилась Ингрид, - прямо рот не закрывает!
mercredi 16 septembre 2009
Посвящается мне.
Надо срочно написать жизнь заново. Черновик был скомкан и выкинут до того, как был переписан в произведение. Гадкий утенок замерз на озере, так и не став прекрасным лебедем. Чудовище, зацелованное красавицей, осталось красивым только душой. Иванушка упустил жар-птицу и остался дураком на всю жизнь. Спился, говорят, где-то под Выборгом.
Исковерканная жизнь несчастных персонажей... Кто за нее в ответе? Написанная корявым почерком жизнь отправлена в корзину. Качественная переработка сюжета гарантирует успешное вторичное использование продукта. Целесообразность последующей деятельности не подвергается сомнению – подайте, Христа ради, новую жизнь! Операция на моем открытом сердце успешно завершилась смертью. Больной перед смертью что-то завещал. Что – не разобрали. Было не до того.
Я – персонаж. Меня выдумал какой-то обкуренный писатель и теперь измывается надо мной, без конца переделывая конец моей истории. Я путаю его планы и заметаю следы, уходя от погони по нарисованной мною карте. Какая серия будет завтра? Пятая? Сотая? Двухтысячная? Ну сколько можно методично меня убивать? Зато, говорят, истории такого жанра хорошо продаются на большой экран. Обезумевший колобок спасается бегством от деда-маньяка. Наезд камеры – крупным планом его искаженное от страха личико. Красная Шапочка, доверчиво склонившаяся над мордой каннибала серого цвета. Все думают - волк, но мы-то с вами знаем… Доверчивая принцесса примерно шестидесяти пяти, в старом замке, спрашивающая каждого входящего «Простите, Вы – принц?».
Боже, как пошло… Но за что мне такое? Я все перепишу теперь сама. Я больше не доверяю писателям. У меня, говорят, хороший стиль и все в порядке с русским языком. И с французским, кстати, тоже.
И теперь я хочу быть похожа на Кота в Сапогах, а не на Хозяйку Медной горы. Шляпа с пером и ботфорты – вот мои новые документы. Мой вид на жительство. Мои университеты. Я буду Веселым Башмачником. Или лучше пройдохой-Свинопасом. Или Щелкунчиком-победителем-крыс. Я устала от Белоснежек, Принцесс и прочей пасторали. Я больше в них не верю. Более того, меня от них тошнит.
Переписывание этой сказки займет время. Ничего, я готова, оно у меня есть. Сюжет уже вырисовывается, и я отчетливо вижу степень моей свободы. Плагиат – неблаговидное, конечно, дело, но как же еще составить идеальный характер? Если не соединить вместе моих новых любимых героев?
Давайте, милые, слетайтесь! Устроим шабаш на Лысой горе, созовем бесшабашную нечисть, поднимемся к облакам на метлах и прочих орудиях труда славного племени уборщиц, посмеемся вместе над ожидающими счастье принцессами.
Я знавала одну Маргариту, которая от горя и слез стала ведьмой. Знавала и другую, ту, которая поняла про этот мир столько, что ей пришлось из него выйти, тихо прикрыв за собой дверь. Обе были счастливы. Но ожидание счастья – это было не в их жанре. Они со счастьем существовали параллельно. Никогда ничего не просили и получили все. В частности - жизни, достойные восхищения.
Я перечитываю бессмертные строки, посвященные первой, смотрю на фотографию второй, и мне хочется улыбаться. И я улыбаюсь. В моем бывшем московском окне встает солнце. В моем бывшем французском окне его еще нет.
Черт возьми, как красиво. Я – и там, и тут. Я – ни там и ни тут. Я – нигде. На перекрестке мира. Я – бездомна. Я – свободна. Я – умна и красива. Я – молода, черт возьми. Еще у меня есть родители, друзья и старая собака – вон там, уши на лапах, сопит в коридоре. Через неделю я уеду, чтобы начать совсем новую жизнь. Спасибо, Господи, за это право.
Надо срочно написать жизнь заново. Черновик был скомкан и выкинут до того, как был переписан в произведение. Гадкий утенок замерз на озере, так и не став прекрасным лебедем. Чудовище, зацелованное красавицей, осталось красивым только душой. Иванушка упустил жар-птицу и остался дураком на всю жизнь. Спился, говорят, где-то под Выборгом.
Исковерканная жизнь несчастных персонажей... Кто за нее в ответе? Написанная корявым почерком жизнь отправлена в корзину. Качественная переработка сюжета гарантирует успешное вторичное использование продукта. Целесообразность последующей деятельности не подвергается сомнению – подайте, Христа ради, новую жизнь! Операция на моем открытом сердце успешно завершилась смертью. Больной перед смертью что-то завещал. Что – не разобрали. Было не до того.
Я – персонаж. Меня выдумал какой-то обкуренный писатель и теперь измывается надо мной, без конца переделывая конец моей истории. Я путаю его планы и заметаю следы, уходя от погони по нарисованной мною карте. Какая серия будет завтра? Пятая? Сотая? Двухтысячная? Ну сколько можно методично меня убивать? Зато, говорят, истории такого жанра хорошо продаются на большой экран. Обезумевший колобок спасается бегством от деда-маньяка. Наезд камеры – крупным планом его искаженное от страха личико. Красная Шапочка, доверчиво склонившаяся над мордой каннибала серого цвета. Все думают - волк, но мы-то с вами знаем… Доверчивая принцесса примерно шестидесяти пяти, в старом замке, спрашивающая каждого входящего «Простите, Вы – принц?».
Боже, как пошло… Но за что мне такое? Я все перепишу теперь сама. Я больше не доверяю писателям. У меня, говорят, хороший стиль и все в порядке с русским языком. И с французским, кстати, тоже.
И теперь я хочу быть похожа на Кота в Сапогах, а не на Хозяйку Медной горы. Шляпа с пером и ботфорты – вот мои новые документы. Мой вид на жительство. Мои университеты. Я буду Веселым Башмачником. Или лучше пройдохой-Свинопасом. Или Щелкунчиком-победителем-крыс. Я устала от Белоснежек, Принцесс и прочей пасторали. Я больше в них не верю. Более того, меня от них тошнит.
Переписывание этой сказки займет время. Ничего, я готова, оно у меня есть. Сюжет уже вырисовывается, и я отчетливо вижу степень моей свободы. Плагиат – неблаговидное, конечно, дело, но как же еще составить идеальный характер? Если не соединить вместе моих новых любимых героев?
Давайте, милые, слетайтесь! Устроим шабаш на Лысой горе, созовем бесшабашную нечисть, поднимемся к облакам на метлах и прочих орудиях труда славного племени уборщиц, посмеемся вместе над ожидающими счастье принцессами.
Я знавала одну Маргариту, которая от горя и слез стала ведьмой. Знавала и другую, ту, которая поняла про этот мир столько, что ей пришлось из него выйти, тихо прикрыв за собой дверь. Обе были счастливы. Но ожидание счастья – это было не в их жанре. Они со счастьем существовали параллельно. Никогда ничего не просили и получили все. В частности - жизни, достойные восхищения.
Я перечитываю бессмертные строки, посвященные первой, смотрю на фотографию второй, и мне хочется улыбаться. И я улыбаюсь. В моем бывшем московском окне встает солнце. В моем бывшем французском окне его еще нет.
Черт возьми, как красиво. Я – и там, и тут. Я – ни там и ни тут. Я – нигде. На перекрестке мира. Я – бездомна. Я – свободна. Я – умна и красива. Я – молода, черт возьми. Еще у меня есть родители, друзья и старая собака – вон там, уши на лапах, сопит в коридоре. Через неделю я уеду, чтобы начать совсем новую жизнь. Спасибо, Господи, за это право.
mardi 15 septembre 2009
Шествие в Комарк
- Брыся, - сказала я, - у меня новость! Мы берем тебя с собой в путешествие! В Камарг!
- Шествие? – навострила уши Брыся. – Это там, где комары живут? А идти долго?
- Не идти, а ехать! На машине. – рассмеялась я. - А насчет тамошних комаров ты, кстати, права. Про них даже легенды ходят, такие они злые! Но, вообще-то, Камарг - это регион такой, на юге. Кроме комаров, там живут белые лошади, черные быки и розовые фламинго.
- Кто-кто? – вытаращила глаза Брыся. – Фла-мин-ки? Это кто такие?
- Это птицы, огромные, с длинной шеей, большим клювом и длинными ногами. У них еще очень большие крылья.
- Птицы – это хорошо, - мечтательно сказала Брыся, - комаров ловить неинтересно, лошадь или быка - опасно, а вот фла-мин-ку твою – запросто поймаю! А что там еще есть?
- Брыся, - сказала я специальным педагогическим голосом, - фламинго ловить строго запрещается. Они охраняются государством и живут только в национальном парке.
- Бедные! – тут же возмутилась Брыся. – Они же ничего в жизни так и не увидят! Тем более, надо тогда хотя бы одну фла-мин-ку поймать! Мы ее на заднее сиденье посадим и будем показывать окрестности. А на обратно пути – высадим. Пусть она другим фла-мин-кам расскажет, как весело за пределами их цианального парка!
- И чем же ты собираешься кормить фламинго в багажнике? - поинтересовалась я.
- Корками! – оживилась собака. – От пиццы! Я буду с ней делиться! Мне половину – и ей половину! Ну согласись, что с фла-мин-кой путешествовать гораздо интереснее! Точно тебе говорю, надо поймать одну и взять с нами в Шествие В-комарк!
- Ладно, Брыся, - сказала я, - ты сначала посмотри на фламинго, может, еще передумаешь. А пока лучше подумай, что тебе взять из вещей.
Брыся кивнула и помчалась в подвал. Сбор ее вещей всегда занимал большое количество времени: Брыся начинала с самых ненужных, на мой взгляд, предметов, старательно выдвигая аргументы «за» и «против».
Итак, мы ехали в Камарг. Я мечтала о нем с тех пор, когда впервые увидела в «Юном натуралисте» фотографии белоснежных лошадей местной породы. Для меня, как и для любого ребенка, выросшего за пределами Камарга, белая лошадь была и остается редкостью, привилегией принцев, великих полководцев и королей. На фотографиях же их были целые табуны. Помню, я тогда думала, что в Камарге живут исключительно великие люди, раз у них столько белых лошадей...
Мы погрузили в машину наши пожитки, и двинулись в путь. Наш путь лежал через всю Францию, строго с севера на юг. В Камарг мы прибыли к вечеру. Город назывался Сант-Мари-де-ла-Мер.
- А где фла-мин-ки? – сонно спросила Брыся, приоткрыв один глаз.
- Завтра утром, - ответила я, - а сейчас мы пойдем в ресторан ужинать и слушать фламенко.
- Ничего себе-е-е, - протянула Брыся, - а они еще и поют?!!!
- Нет, фламинго и фламенко – это совершенно разные вещи. Фламенко – это музыка.
- А-а-а, - протянула собака, - а по мне, так одно и то же, тем более, я их обоих никогда не видела!
Забросив вещи в номер маленькой частной гостиницы, мы пошли на набережную любоваться морем. Вокруг скамеек важно расхаживали люди, собаки и толстые чайки. Вид у всех без исключения был довольный. Еще бы! По случаю фестиваля фламенко в городе царила праздничная атмосфера, повсюду слышался звон испанских гитар. Террасы кафе были заполнены до отказа, и нам пришлось довольно долго искать свободные места.
Наконец, мы увидели наполовину свободный стол. Там сидело два гитариста, а в ногах у них болтался средних размеров пес. Иногда он забредал под соседние столики, с целью поживиться какими-нибудь упавшими объедками.
Спросив разрешения у гитаристов, мы разместились на свободной половине. ЖЛ пошел заказывать пиццу, а Брыся помчалась знакомиться с незнакомцем.
- Только не ешь под столами ничего! – напомнила я ей. – И лучше будет, если ты приведешь его сюда.
Брыся пролезла под соседний стол, осторожно обходя топающие в такт ноги публики. Через несколько минут обе собаки, что-то весело жуя, вместе вынырнули из-под соседнего столика.
- Представляешь, - сказала Брыся, щека которой была довольно сильно раздута, - оказывается, под столами столько всего съедобного! И вкусно очень!
- Брыся! – возмутилась я. – Ты же можешь заболеть! Выплюнь сейчас же все, что у тебя во рту!
Брыся перестала жевать и замерла с набитым ртом. Расставаться с добычей ей не хотелось, но и противоречить тоже.
- Не заболеет, не бойся! – вставил ее новый приятель. – Это мне кидают, а я ей отдаю! Это корки от пиццы!
- Без соуса! – подтвердила Брыся, сглотнув. – И еще несколько червяков кинули! Они тоже вкусные! Но малюсенькие совсем! Они так и называются! Малюськи!
- Какие червяки? – испугалась я.
- Не червяков, а моллюсков, - поправил пес. – Их с маслом и чесноком готовят. Местная кухня. Мне тоже несколько досталось!
Я понюхала Брысину морду. От нее сильно пахло чесноком.
- Ну ты даешь, - сокрушенно сказала я, - что это на тебя нашло, под столами подбирать?
- Я не подбираю! Меня угощают! – возмутилась Брыся. – Между прочим, когда тебя друзья угощают, ты же не отказываешься!
- Это точно, - согласилась я, - но побираться под столиками в кафе - неприлично.
- Очень даже прилично, - опять вставил пес, - это же праздник! Когда же еще побираться, если не на празднике?
- А давайте, вы останетесь оба возле нашего стола, - предложила я. – Моллюсков не обещаю, но корки от пиццы отдам.
- Давай! – согласился пес. – Так приятно, когда тебя приглашают!
- Точно! – согласилась Брыся. – А ты с фла-мин-ками знаком, кстати? Может, им корок тоже припасти?
- Неа, - помотал головой пес, - к ним не пускают! Запрещено приближаться даже!
- Жалко! – вздохнула Брыся. - А то я поймать хотела одну!
- Ты что?! – рассмеялся пес. - Это она тебя скорее поймает. Ты видела, каких они размеров?! Больше меня! А тебя – уж точно!
- Жаль, - вздохнула Брыся. - Ладно, когда там пиццу-то принесут? А то я с голоду уже помираю!
Тут вернулся ЖЛ с пиццами, и мы приступили к еде. Собаки сидели смирно и с достоинством, как настоящие гости. Мы давали им корки и кусочки расплавленного сыра. От блаженства они щурились и жевали не торопясь, понимая, что ужин будет долгим.
- Уфф! – выдохнула Брыся, дожевав последнюю корочку. – А десерт будет?
- А чего бы тебе хотелось? – спросила я, читая меню. – Есть, например, мороженое.
- Хочу! А помнишь, ты мне желтого какого-то давала, вкусное было – страсть! Жаль только, что холодное...
- Желтых много разных - например, ванильное, банановое, дынное, персиковое...
- А какое пахнет сильнее всех?
- Ванильное, наверное, - неуверенно предположила я, - я в мороженом не очень разбираюсь.
- Ну если не разбраешься, то все равно какое. – сказала Брыся, сыто прищурившись. – Я вот только одного про морожное не понимаю. Почему не бывает мороженого с рыбой или курицей? Представляешь, как было бы здорово – куриное мороженое! Например, с картофельной подливкой? Или, например, рыбное мороженое с рисовым гарниром... А если бы оно еще было горячее, а не холодное, то вообще – полный восторг!...
- Шествие? – навострила уши Брыся. – Это там, где комары живут? А идти долго?
- Не идти, а ехать! На машине. – рассмеялась я. - А насчет тамошних комаров ты, кстати, права. Про них даже легенды ходят, такие они злые! Но, вообще-то, Камарг - это регион такой, на юге. Кроме комаров, там живут белые лошади, черные быки и розовые фламинго.
- Кто-кто? – вытаращила глаза Брыся. – Фла-мин-ки? Это кто такие?
- Это птицы, огромные, с длинной шеей, большим клювом и длинными ногами. У них еще очень большие крылья.
- Птицы – это хорошо, - мечтательно сказала Брыся, - комаров ловить неинтересно, лошадь или быка - опасно, а вот фла-мин-ку твою – запросто поймаю! А что там еще есть?
- Брыся, - сказала я специальным педагогическим голосом, - фламинго ловить строго запрещается. Они охраняются государством и живут только в национальном парке.
- Бедные! – тут же возмутилась Брыся. – Они же ничего в жизни так и не увидят! Тем более, надо тогда хотя бы одну фла-мин-ку поймать! Мы ее на заднее сиденье посадим и будем показывать окрестности. А на обратно пути – высадим. Пусть она другим фла-мин-кам расскажет, как весело за пределами их цианального парка!
- И чем же ты собираешься кормить фламинго в багажнике? - поинтересовалась я.
- Корками! – оживилась собака. – От пиццы! Я буду с ней делиться! Мне половину – и ей половину! Ну согласись, что с фла-мин-кой путешествовать гораздо интереснее! Точно тебе говорю, надо поймать одну и взять с нами в Шествие В-комарк!
- Ладно, Брыся, - сказала я, - ты сначала посмотри на фламинго, может, еще передумаешь. А пока лучше подумай, что тебе взять из вещей.
Брыся кивнула и помчалась в подвал. Сбор ее вещей всегда занимал большое количество времени: Брыся начинала с самых ненужных, на мой взгляд, предметов, старательно выдвигая аргументы «за» и «против».
Итак, мы ехали в Камарг. Я мечтала о нем с тех пор, когда впервые увидела в «Юном натуралисте» фотографии белоснежных лошадей местной породы. Для меня, как и для любого ребенка, выросшего за пределами Камарга, белая лошадь была и остается редкостью, привилегией принцев, великих полководцев и королей. На фотографиях же их были целые табуны. Помню, я тогда думала, что в Камарге живут исключительно великие люди, раз у них столько белых лошадей...
Мы погрузили в машину наши пожитки, и двинулись в путь. Наш путь лежал через всю Францию, строго с севера на юг. В Камарг мы прибыли к вечеру. Город назывался Сант-Мари-де-ла-Мер.
- А где фла-мин-ки? – сонно спросила Брыся, приоткрыв один глаз.
- Завтра утром, - ответила я, - а сейчас мы пойдем в ресторан ужинать и слушать фламенко.
- Ничего себе-е-е, - протянула Брыся, - а они еще и поют?!!!
- Нет, фламинго и фламенко – это совершенно разные вещи. Фламенко – это музыка.
- А-а-а, - протянула собака, - а по мне, так одно и то же, тем более, я их обоих никогда не видела!
Забросив вещи в номер маленькой частной гостиницы, мы пошли на набережную любоваться морем. Вокруг скамеек важно расхаживали люди, собаки и толстые чайки. Вид у всех без исключения был довольный. Еще бы! По случаю фестиваля фламенко в городе царила праздничная атмосфера, повсюду слышался звон испанских гитар. Террасы кафе были заполнены до отказа, и нам пришлось довольно долго искать свободные места.
Наконец, мы увидели наполовину свободный стол. Там сидело два гитариста, а в ногах у них болтался средних размеров пес. Иногда он забредал под соседние столики, с целью поживиться какими-нибудь упавшими объедками.
Спросив разрешения у гитаристов, мы разместились на свободной половине. ЖЛ пошел заказывать пиццу, а Брыся помчалась знакомиться с незнакомцем.
- Только не ешь под столами ничего! – напомнила я ей. – И лучше будет, если ты приведешь его сюда.
Брыся пролезла под соседний стол, осторожно обходя топающие в такт ноги публики. Через несколько минут обе собаки, что-то весело жуя, вместе вынырнули из-под соседнего столика.
- Представляешь, - сказала Брыся, щека которой была довольно сильно раздута, - оказывается, под столами столько всего съедобного! И вкусно очень!
- Брыся! – возмутилась я. – Ты же можешь заболеть! Выплюнь сейчас же все, что у тебя во рту!
Брыся перестала жевать и замерла с набитым ртом. Расставаться с добычей ей не хотелось, но и противоречить тоже.
- Не заболеет, не бойся! – вставил ее новый приятель. – Это мне кидают, а я ей отдаю! Это корки от пиццы!
- Без соуса! – подтвердила Брыся, сглотнув. – И еще несколько червяков кинули! Они тоже вкусные! Но малюсенькие совсем! Они так и называются! Малюськи!
- Какие червяки? – испугалась я.
- Не червяков, а моллюсков, - поправил пес. – Их с маслом и чесноком готовят. Местная кухня. Мне тоже несколько досталось!
Я понюхала Брысину морду. От нее сильно пахло чесноком.
- Ну ты даешь, - сокрушенно сказала я, - что это на тебя нашло, под столами подбирать?
- Я не подбираю! Меня угощают! – возмутилась Брыся. – Между прочим, когда тебя друзья угощают, ты же не отказываешься!
- Это точно, - согласилась я, - но побираться под столиками в кафе - неприлично.
- Очень даже прилично, - опять вставил пес, - это же праздник! Когда же еще побираться, если не на празднике?
- А давайте, вы останетесь оба возле нашего стола, - предложила я. – Моллюсков не обещаю, но корки от пиццы отдам.
- Давай! – согласился пес. – Так приятно, когда тебя приглашают!
- Точно! – согласилась Брыся. – А ты с фла-мин-ками знаком, кстати? Может, им корок тоже припасти?
- Неа, - помотал головой пес, - к ним не пускают! Запрещено приближаться даже!
- Жалко! – вздохнула Брыся. - А то я поймать хотела одну!
- Ты что?! – рассмеялся пес. - Это она тебя скорее поймает. Ты видела, каких они размеров?! Больше меня! А тебя – уж точно!
- Жаль, - вздохнула Брыся. - Ладно, когда там пиццу-то принесут? А то я с голоду уже помираю!
Тут вернулся ЖЛ с пиццами, и мы приступили к еде. Собаки сидели смирно и с достоинством, как настоящие гости. Мы давали им корки и кусочки расплавленного сыра. От блаженства они щурились и жевали не торопясь, понимая, что ужин будет долгим.
- Уфф! – выдохнула Брыся, дожевав последнюю корочку. – А десерт будет?
- А чего бы тебе хотелось? – спросила я, читая меню. – Есть, например, мороженое.
- Хочу! А помнишь, ты мне желтого какого-то давала, вкусное было – страсть! Жаль только, что холодное...
- Желтых много разных - например, ванильное, банановое, дынное, персиковое...
- А какое пахнет сильнее всех?
- Ванильное, наверное, - неуверенно предположила я, - я в мороженом не очень разбираюсь.
- Ну если не разбраешься, то все равно какое. – сказала Брыся, сыто прищурившись. – Я вот только одного про морожное не понимаю. Почему не бывает мороженого с рыбой или курицей? Представляешь, как было бы здорово – куриное мороженое! Например, с картофельной подливкой? Или, например, рыбное мороженое с рисовым гарниром... А если бы оно еще было горячее, а не холодное, то вообще – полный восторг!...
mercredi 9 septembre 2009
Адель и Ассоль
- Брыся, сегодня вечером к нам приедут дети! – сказала я. – Ты рада?
- Чьи? – насторожилась Брыся. – Большие? А то, знаешь, я маленьких не люблю! У них велосипеды всегда опасные.
На ее лице было написано, что она не очень рада приему гостей.
Я улыбнулась: - Нет, Брыся, дети - это щенки из твоего питомника. Их купили во Франции. Они сегодня прилетают. Две девочки.
- Во дают! – вытаращила глаза Брыся. – Это что, новая порода такая?
- Да нет, Брыся, их на самолет посадят в Москве, - рассмеялась я, - помнишь, как ты летела?
- А-а-а! – протянула Брыся.– На сама-лете! Тогда пусть летят! – великодушно закончила она, довольная тем, что она все-таки ничем не хуже летающих щенков.
- Отлично, тогда я - в аэропорт! А ты готовься к приему гостей! – сказала я и погладила ее по голове, радуясь ее сговорчивости. -
Игрушки прятать? – уточнила Брыся.
- Нет, доставать! – ответила я. – А то дом разгромят!
- Ничего себе щенки-и-и! – протянула Брыся. – Даже я дом не громила, когда приехала!
- У нас с тобой, видимо, разные представления о том, что такое «громить дом»! – рассмеялась я и крикнула Алис, чтобы та выходила.
Мы поехали в аэропорт. Милая женщина Оля, которая согласилась довезти щенков, была мне знакома только по телефону. Четырьмя часами раньше, наша Ирина позвонила мне из Шереметьево, чтобы подтвердить их вылет. Алис вызвалась мне помочь, чтобы оказать щенкам первую психологическую помощь...
Мы быстро бегали взад-вперед мимо двери выхода пассажиров с рейса Москва-Париж, который опаздывал на полчаса. Наконец, возле таможенного поста появились, как Беляночка с Розочкой, две головы – белокурая и черноволосая. Это были Оля с дочкой. Едва они помахали нам руками, как орлиный глаз моей падчерицы заметил темно-зеленую клетку, которую вез мимо нас таможенник в униформе.
- Смотри! Щенки! - закричала Алис. – Вон они!
- Где?! – заволновалась я. – Куда их потащили?
- Наверное, сейчас отдадут! – предположила Алис...
И точно: таможенник передал Оле клетку, которую она водрузила на чемоданы. Тележка с особо ценным грузом двинулась на выход... Сопровожденная взаимными поклонами, охами и ахами, передача, наконец, состоялась. Мы, заметно превышая разрешенный скоростной режим, полетели домой.
Алис внесла щенков на руках и поставила обоих на пол. Они обвели взглядом собравшихся, по случаю субботы, гостей и дружно пописали на ковер. Гости зааплодировали.
- Начина-а-а-ется! – закатила глаза Брыся. – Ну, зачем на ковер-то писать? На кафель не могли?
- Не-е-ет! – дружно заблеяли щенки.
– На ковре ноги не разъезжаются! – уточнила одна.
- И теплее! – добавила вторая.
- Как вас хоть зовут-то? – спросила Брыся, обнюхивая обеих.
- Меня – Ассоль! – сказала та, которая была потемнее.
- А меня – Адель! – добавила та, которая была посветлее.
– Но мы пока путаем, кто из нас Ассоль, а кто – Адель. - Мы запомнить пока не можем. – вставила темная. – Мы обе отзываемся, когда зовут.
- Дети, - сказала я, - вы точно перепутали. Темная – Адель, светлая – Ассоль.
- Ты точно знаешь? – спросили они с надеждой.
- Точнее некуда! – ответила я, представляя себе разгневанные лица будущих владельцев, получивших не ту собаку.
- Ладно! – согласилсь они хором. – Но мы все равно опять перепутаем!
- Ничего, это все равно на один вечер. – улыбнулась я. – Завтра утром ваши новые мамы за вами приедут.
- А где еда? – спросила Ассоль. – Я есть хочу!
- И мне! – тут же заныла Адель. – Мы с утра не ели!
- Мама! – заволновалась Брыся. – Они есть хотят! Что делать?
- Как что - кормить! – пожала я плечами.
Тут раздался клич ЖЛ, который выносил из кухни блюдо:
- За стол!
Щенки ринулись к столу.
- Это не вам! – заорала Брыся и кинулась на перехват. – Это - гостям!
- А мы кто? – возмутилась Адель. – Мы тоже – гости!
- Я е-е-есть хоч-у-у-у! – заплакала Адель, быстро сообразив, что к чему.
- Так! – вступила я. – Все закрыли рот! Сейчас будем есть!
- И я? – уточнила Брыся.
- И ты! – сказала я и рассыпала по мискам корм.
Все, даже капризная Брыся, жадно набросились на еду. Было слышно только дружное чавканье и хруст перемалываемого тремя парами челюстей корма.
- За стол. – тихо напомнил ЖЛ.
Мы все пошли к столу, где от сковородки поднимался дивно пахнущий пар. Не успела я сесть, как откуда-то снизу раздалось:
- Я какать хочу-у-у-у!
Это была Адель, которая закончила свою миску и залезла под стол.
- И я! – присоединилась к ней Ассоль.
- И я! – пробасила Брыся. – Что делать?
- Как что? Покажи им, где можно какать! – сказала и открыла дверь в сад.
- Ой, какая игрушечка! – едва ступив на террасу, радостно пропищала Ассоль, увидев брысиного голубого плюшевого ослика. Она схватила его и помчалась обратно в дом.
- Куда!!! А какать?!!! – возмущенно заорала Брыся. – Назад!!!
- А я расхотела! – Ассоль показала язык и скрылась за дверью.
- Вернись сейчас же! – заорала Брыся. – Ты же сейчас в доме обкакаешься!
Но было поздно: не выпуская ослика изо рта, Ассоль села посередине гостиной и оставила после себя небольшую, аккуратную кучку.
- Я же говорила! – взвыла Брыся. – Я же говорила: сначала - какать, потом – играть! Бестолочь!
- Я не бестолочь, - обиделась Ассоль, - я просто еще маленькая.
- Вот я и говорю! – мрачно сказала Брыся. – Раз маленькая, то слушайся старших! Да, кстати, а где Адель?
Мы все начали оглядываться в поисках Адели, но ее нигде не было. Брыся вылетела в сад, откуда тут же раздался ее возмущенный вопль: Адель стояла у забора и дразнила соседского шар-пея, Фиджи.
- Ты что! – заорала Брыся. – Она же сейчас на тебя кинется!
- А тут сетка натянута! – хихикнула Адель. – Даже если кинется, то мне все равно! Не поймает!
- Тебе-то все равно, а мне тут жить! – возмутилась Брыся. – Сейчас же отойди от сетки!
- Я пить хочу! - раздалось сзади жалобное хныканье. – Воды-ы-ы! А то я умру-у-у-у!
- В моей миске вода! – рявкнула Брыся. – Иди и пей! Я внимание Фиджи отвлекаю, чтоб она на твою сестру не съела!
- А я не достаю-ю-ю......- раздалось хныканье с кухни. – Слишком высоко-о-о-о!
- Мама! – возмутилась Брыся. – Ты что, не слышишь? Дай ей попить, а то она, и правда, умрет еще! Я отойти не могу, тут Фиджи Адель пасет!
Я пошла на кухню и налила Ассоль воды. Та быстро ткнулась носом в миску, но при этом чуть не захлебнулась и закашлялась.
- Мама! – тут же раздался Брысин вопль. – Ты что, щенкам воду давать разучилась?!
- Ты лучше за Аделью смотри! – сердито ответила я ей, испытывая, тем не менее, чувство вины за щенячий кашель.
Наконец Адели надоело дразнить соседку и она вернулась в дом.
- А у вас есть еще игрушки? – протянула она. - а то скучно!
- А ослик мой где? – озадаченно спросила Брыся. – Куда дела? Признавайся! – рявкнула она.
- Ай-ай! – заверещала Адель. – Ты что?!!!
- Жадина! – плаксиво добавила Ассоль и показала Брысе язык.
- Ладно, мелочь, забирайте ослика! – фыркнула Брыся, обиженная тем, что ее обозвали «жадиной». – Мама, они что, совсем ничего не понимают?
- А ты себя вспомни в их возрасте, - посоветовала я, - тогда поймешь.
- Не помню, - наморщила лоб Брыся, - может, и правда...
Щенки опять вытащили откуда-то несчастного ослика и стали тянуть его в разные стороны. Одна – за голову, другая – за хвост. Они кружились по гостиной, не разжимая челюстей, примерно минут пятнадцать.
- Во дают! - восхитилась Брыся. – Вот это зубы! Ладно, бросайте ослика, я вам кое-что получше предложу!
- Что это ты предложишь? – подозрительно спросила я. – Надеюсь, ничего опасного?
- Да нет, хочу им предложить поиграть в охоту. Помнишь, Алис рассказывала, как она видела двух лисиц, которые через дорогу за ланью гнались? Вот я хочу им предложить, чтобы они были лисицами, а я – ланью.
- Идет! – запищали щенки, мигом забыв про злосчастного ослика. – Играем!
- А кто такие лисицы? – вдруг спросила Ассоль.
- А лань? – добавила Адель.
- А то мы их не знаем! – добавила Ассоль.
- Так, тихо. - сказала Брыся. – Я вам сейчас все объясню. Слушаете?
Щенки кивнули и уставились на нее.
- Лисицы – это такие дикие рыжие собаки, у них длинные хвосты. Чаще всего они питаются зайцами, их поймать легче. А лани – это такие небольшие лесные лошади, они очень быстро бегают. Лисицы едят ланей. А лани едят траву. Лисицы гоняются за ланями. Лани быстро бегают. Цель лисицы – поймать лань. Цель лани – убежать от лисицы. Лисицы могут кусаться. Лани могут брыкаться. Лисицы могут очень редко поймать лань, потому что лань очень быстро бегает. Вам все понятно?
- Все! – закивали щенки. – Играем!
- Я вот только одного не поняла... – промямлила Ассоль. – А кто такие зайцы? Ну, те, которыми питаются лисицы? А то я опять есть хочу...
- Чьи? – насторожилась Брыся. – Большие? А то, знаешь, я маленьких не люблю! У них велосипеды всегда опасные.
На ее лице было написано, что она не очень рада приему гостей.
Я улыбнулась: - Нет, Брыся, дети - это щенки из твоего питомника. Их купили во Франции. Они сегодня прилетают. Две девочки.
- Во дают! – вытаращила глаза Брыся. – Это что, новая порода такая?
- Да нет, Брыся, их на самолет посадят в Москве, - рассмеялась я, - помнишь, как ты летела?
- А-а-а! – протянула Брыся.– На сама-лете! Тогда пусть летят! – великодушно закончила она, довольная тем, что она все-таки ничем не хуже летающих щенков.
- Отлично, тогда я - в аэропорт! А ты готовься к приему гостей! – сказала я и погладила ее по голове, радуясь ее сговорчивости. -
Игрушки прятать? – уточнила Брыся.
- Нет, доставать! – ответила я. – А то дом разгромят!
- Ничего себе щенки-и-и! – протянула Брыся. – Даже я дом не громила, когда приехала!
- У нас с тобой, видимо, разные представления о том, что такое «громить дом»! – рассмеялась я и крикнула Алис, чтобы та выходила.
Мы поехали в аэропорт. Милая женщина Оля, которая согласилась довезти щенков, была мне знакома только по телефону. Четырьмя часами раньше, наша Ирина позвонила мне из Шереметьево, чтобы подтвердить их вылет. Алис вызвалась мне помочь, чтобы оказать щенкам первую психологическую помощь...
Мы быстро бегали взад-вперед мимо двери выхода пассажиров с рейса Москва-Париж, который опаздывал на полчаса. Наконец, возле таможенного поста появились, как Беляночка с Розочкой, две головы – белокурая и черноволосая. Это были Оля с дочкой. Едва они помахали нам руками, как орлиный глаз моей падчерицы заметил темно-зеленую клетку, которую вез мимо нас таможенник в униформе.
- Смотри! Щенки! - закричала Алис. – Вон они!
- Где?! – заволновалась я. – Куда их потащили?
- Наверное, сейчас отдадут! – предположила Алис...
И точно: таможенник передал Оле клетку, которую она водрузила на чемоданы. Тележка с особо ценным грузом двинулась на выход... Сопровожденная взаимными поклонами, охами и ахами, передача, наконец, состоялась. Мы, заметно превышая разрешенный скоростной режим, полетели домой.
Алис внесла щенков на руках и поставила обоих на пол. Они обвели взглядом собравшихся, по случаю субботы, гостей и дружно пописали на ковер. Гости зааплодировали.
- Начина-а-а-ется! – закатила глаза Брыся. – Ну, зачем на ковер-то писать? На кафель не могли?
- Не-е-ет! – дружно заблеяли щенки.
– На ковре ноги не разъезжаются! – уточнила одна.
- И теплее! – добавила вторая.
- Как вас хоть зовут-то? – спросила Брыся, обнюхивая обеих.
- Меня – Ассоль! – сказала та, которая была потемнее.
- А меня – Адель! – добавила та, которая была посветлее.
– Но мы пока путаем, кто из нас Ассоль, а кто – Адель. - Мы запомнить пока не можем. – вставила темная. – Мы обе отзываемся, когда зовут.
- Дети, - сказала я, - вы точно перепутали. Темная – Адель, светлая – Ассоль.
- Ты точно знаешь? – спросили они с надеждой.
- Точнее некуда! – ответила я, представляя себе разгневанные лица будущих владельцев, получивших не ту собаку.
- Ладно! – согласилсь они хором. – Но мы все равно опять перепутаем!
- Ничего, это все равно на один вечер. – улыбнулась я. – Завтра утром ваши новые мамы за вами приедут.
- А где еда? – спросила Ассоль. – Я есть хочу!
- И мне! – тут же заныла Адель. – Мы с утра не ели!
- Мама! – заволновалась Брыся. – Они есть хотят! Что делать?
- Как что - кормить! – пожала я плечами.
Тут раздался клич ЖЛ, который выносил из кухни блюдо:
- За стол!
Щенки ринулись к столу.
- Это не вам! – заорала Брыся и кинулась на перехват. – Это - гостям!
- А мы кто? – возмутилась Адель. – Мы тоже – гости!
- Я е-е-есть хоч-у-у-у! – заплакала Адель, быстро сообразив, что к чему.
- Так! – вступила я. – Все закрыли рот! Сейчас будем есть!
- И я? – уточнила Брыся.
- И ты! – сказала я и рассыпала по мискам корм.
Все, даже капризная Брыся, жадно набросились на еду. Было слышно только дружное чавканье и хруст перемалываемого тремя парами челюстей корма.
- За стол. – тихо напомнил ЖЛ.
Мы все пошли к столу, где от сковородки поднимался дивно пахнущий пар. Не успела я сесть, как откуда-то снизу раздалось:
- Я какать хочу-у-у-у!
Это была Адель, которая закончила свою миску и залезла под стол.
- И я! – присоединилась к ней Ассоль.
- И я! – пробасила Брыся. – Что делать?
- Как что? Покажи им, где можно какать! – сказала и открыла дверь в сад.
- Ой, какая игрушечка! – едва ступив на террасу, радостно пропищала Ассоль, увидев брысиного голубого плюшевого ослика. Она схватила его и помчалась обратно в дом.
- Куда!!! А какать?!!! – возмущенно заорала Брыся. – Назад!!!
- А я расхотела! – Ассоль показала язык и скрылась за дверью.
- Вернись сейчас же! – заорала Брыся. – Ты же сейчас в доме обкакаешься!
Но было поздно: не выпуская ослика изо рта, Ассоль села посередине гостиной и оставила после себя небольшую, аккуратную кучку.
- Я же говорила! – взвыла Брыся. – Я же говорила: сначала - какать, потом – играть! Бестолочь!
- Я не бестолочь, - обиделась Ассоль, - я просто еще маленькая.
- Вот я и говорю! – мрачно сказала Брыся. – Раз маленькая, то слушайся старших! Да, кстати, а где Адель?
Мы все начали оглядываться в поисках Адели, но ее нигде не было. Брыся вылетела в сад, откуда тут же раздался ее возмущенный вопль: Адель стояла у забора и дразнила соседского шар-пея, Фиджи.
- Ты что! – заорала Брыся. – Она же сейчас на тебя кинется!
- А тут сетка натянута! – хихикнула Адель. – Даже если кинется, то мне все равно! Не поймает!
- Тебе-то все равно, а мне тут жить! – возмутилась Брыся. – Сейчас же отойди от сетки!
- Я пить хочу! - раздалось сзади жалобное хныканье. – Воды-ы-ы! А то я умру-у-у-у!
- В моей миске вода! – рявкнула Брыся. – Иди и пей! Я внимание Фиджи отвлекаю, чтоб она на твою сестру не съела!
- А я не достаю-ю-ю......- раздалось хныканье с кухни. – Слишком высоко-о-о-о!
- Мама! – возмутилась Брыся. – Ты что, не слышишь? Дай ей попить, а то она, и правда, умрет еще! Я отойти не могу, тут Фиджи Адель пасет!
Я пошла на кухню и налила Ассоль воды. Та быстро ткнулась носом в миску, но при этом чуть не захлебнулась и закашлялась.
- Мама! – тут же раздался Брысин вопль. – Ты что, щенкам воду давать разучилась?!
- Ты лучше за Аделью смотри! – сердито ответила я ей, испытывая, тем не менее, чувство вины за щенячий кашель.
Наконец Адели надоело дразнить соседку и она вернулась в дом.
- А у вас есть еще игрушки? – протянула она. - а то скучно!
- А ослик мой где? – озадаченно спросила Брыся. – Куда дела? Признавайся! – рявкнула она.
- Ай-ай! – заверещала Адель. – Ты что?!!!
- Жадина! – плаксиво добавила Ассоль и показала Брысе язык.
- Ладно, мелочь, забирайте ослика! – фыркнула Брыся, обиженная тем, что ее обозвали «жадиной». – Мама, они что, совсем ничего не понимают?
- А ты себя вспомни в их возрасте, - посоветовала я, - тогда поймешь.
- Не помню, - наморщила лоб Брыся, - может, и правда...
Щенки опять вытащили откуда-то несчастного ослика и стали тянуть его в разные стороны. Одна – за голову, другая – за хвост. Они кружились по гостиной, не разжимая челюстей, примерно минут пятнадцать.
- Во дают! - восхитилась Брыся. – Вот это зубы! Ладно, бросайте ослика, я вам кое-что получше предложу!
- Что это ты предложишь? – подозрительно спросила я. – Надеюсь, ничего опасного?
- Да нет, хочу им предложить поиграть в охоту. Помнишь, Алис рассказывала, как она видела двух лисиц, которые через дорогу за ланью гнались? Вот я хочу им предложить, чтобы они были лисицами, а я – ланью.
- Идет! – запищали щенки, мигом забыв про злосчастного ослика. – Играем!
- А кто такие лисицы? – вдруг спросила Ассоль.
- А лань? – добавила Адель.
- А то мы их не знаем! – добавила Ассоль.
- Так, тихо. - сказала Брыся. – Я вам сейчас все объясню. Слушаете?
Щенки кивнули и уставились на нее.
- Лисицы – это такие дикие рыжие собаки, у них длинные хвосты. Чаще всего они питаются зайцами, их поймать легче. А лани – это такие небольшие лесные лошади, они очень быстро бегают. Лисицы едят ланей. А лани едят траву. Лисицы гоняются за ланями. Лани быстро бегают. Цель лисицы – поймать лань. Цель лани – убежать от лисицы. Лисицы могут кусаться. Лани могут брыкаться. Лисицы могут очень редко поймать лань, потому что лань очень быстро бегает. Вам все понятно?
- Все! – закивали щенки. – Играем!
- Я вот только одного не поняла... – промямлила Ассоль. – А кто такие зайцы? Ну, те, которыми питаются лисицы? А то я опять есть хочу...
mardi 8 septembre 2009
Настоящий английский щенок
У нас с Брысей гостит английский щенок.
Нет, не в смысле «английский кокер-спаниель», а самый настоящий английский щенок. Из Англии. Для непонятливых.
Ее зовут Плюша, и больше всего она любит есть. Когда же есть ей не дают - то есть, большую часть дня, - она писает на пол, тем самым отстаивая свое право на еду. Брыся не возражает – главное, чтобы Плюша не трогала ее любимую свинью, которая умеет хрюкать.
Плюша только что вырвала с корнем настоящее растение из горшка. В этот момент мы с Брысей не подозревали, конечно же, ровным счетом ничего подозрительного. Английский щенок пристроился возле горшка посидеть, а потом сделал вид, что он как бы играет с воздушным корнем, которое наше растение неосмотрительно свесило в пространство.
Растение поплатилось за свое легкомыслие достаточно быстро – его же неделю назад предупреждали не доверять английским щенкам.
- У меня же корни! - возмущалось растение.
- И у меня - корни! - отвечала Плюша. - Сравним?!
То ли дело – Брыся. Она говорит, что она эти глупости прекратила очень давно. Практически, еще до рождения. Но она великодушно прощает Плюшу - убийцу растений.
Конечно, в качестве расплаты за убитое дерево, Брыся все время хочет оторвать ей какую-нибудь лапу, но это не в счет: поскольку Плюша отказывается ходить на поводке, то и ноги ей, в общем-то, не нужны.
Нет, Плюша – хороший щенок. Она не пытается укусить гитару, поэтому ЖЛ согласен с тем, чтобы Плюша осталась с нами навсегда. Брыся тоже не возражает, потому что Плюша бегает медленнее Брыси, делится с ней едой, у нее можно отобрать любую игрушку, а также иногда оторвать ногу-другую.
А еще от нее можно спрятаться на спинке дивана, потому что Плюша не может пока туда залезть. Эх, нам бы так! – думаю я. - Захотел отдохнуть от ребенка – взял и спрятался от него на спинке дивана. Оттуда, например, можно корчить ему рожи, глядя, как он безуспешно пытается залезть туда же, куда и ты...
Нет, не в смысле «английский кокер-спаниель», а самый настоящий английский щенок. Из Англии. Для непонятливых.
Ее зовут Плюша, и больше всего она любит есть. Когда же есть ей не дают - то есть, большую часть дня, - она писает на пол, тем самым отстаивая свое право на еду. Брыся не возражает – главное, чтобы Плюша не трогала ее любимую свинью, которая умеет хрюкать.
Плюша только что вырвала с корнем настоящее растение из горшка. В этот момент мы с Брысей не подозревали, конечно же, ровным счетом ничего подозрительного. Английский щенок пристроился возле горшка посидеть, а потом сделал вид, что он как бы играет с воздушным корнем, которое наше растение неосмотрительно свесило в пространство.
Растение поплатилось за свое легкомыслие достаточно быстро – его же неделю назад предупреждали не доверять английским щенкам.
- У меня же корни! - возмущалось растение.
- И у меня - корни! - отвечала Плюша. - Сравним?!
То ли дело – Брыся. Она говорит, что она эти глупости прекратила очень давно. Практически, еще до рождения. Но она великодушно прощает Плюшу - убийцу растений.
Конечно, в качестве расплаты за убитое дерево, Брыся все время хочет оторвать ей какую-нибудь лапу, но это не в счет: поскольку Плюша отказывается ходить на поводке, то и ноги ей, в общем-то, не нужны.
Нет, Плюша – хороший щенок. Она не пытается укусить гитару, поэтому ЖЛ согласен с тем, чтобы Плюша осталась с нами навсегда. Брыся тоже не возражает, потому что Плюша бегает медленнее Брыси, делится с ней едой, у нее можно отобрать любую игрушку, а также иногда оторвать ногу-другую.
А еще от нее можно спрятаться на спинке дивана, потому что Плюша не может пока туда залезть. Эх, нам бы так! – думаю я. - Захотел отдохнуть от ребенка – взял и спрятался от него на спинке дивана. Оттуда, например, можно корчить ему рожи, глядя, как он безуспешно пытается залезть туда же, куда и ты...
Зачем в доме нужна собака
Сегодня утром мы с Брысей почему-то завели разговор, для чего человеку нужна собака.
Не считая Брысиных идей о ямах и мусорных мешках, мы оставили следующее:
Собака нужна человеку для того, чтобы:
- чувствовать себя умным: главное - это не забывать, что ты можешь гораздо больше, чем твоя собака (даже если ты меньше ее ростом, медленнее бегаешь и не можешь сильно укусить).
- чувствовать себя щедрым: даже если ты подаришь собаке какой-нибудь дешевый предмет, ты сделаешь ее по-настоящему счастливой.
- чувствовать себя остроумным: ты можешь научить собаку чему-то такому, чтобы людям было смешно.
- чувствовать себя оригинальным: ты можешь гордиться своей собакой, даже если она совершенно беспородная.
- не чувствовать себя одиноким: тебе всегда будет с кем поговорить, когда тебя все бросят.
- чувствовать себя спортивным: ты будешь обязан с ней гулять, потому что один ты гулять точно не будешь.
- чувствовать себя благородным: если ситуация так сложится, что тебе надо будет избавиться от своей собаки, а ты этого не сделаешь.
То есть, собака нужна человеку для того, чтобы он чувствовал себя человеком, который понравится всем, в том числе, и ему самому!
Не считая Брысиных идей о ямах и мусорных мешках, мы оставили следующее:
Собака нужна человеку для того, чтобы:
- чувствовать себя умным: главное - это не забывать, что ты можешь гораздо больше, чем твоя собака (даже если ты меньше ее ростом, медленнее бегаешь и не можешь сильно укусить).
- чувствовать себя щедрым: даже если ты подаришь собаке какой-нибудь дешевый предмет, ты сделаешь ее по-настоящему счастливой.
- чувствовать себя остроумным: ты можешь научить собаку чему-то такому, чтобы людям было смешно.
- чувствовать себя оригинальным: ты можешь гордиться своей собакой, даже если она совершенно беспородная.
- не чувствовать себя одиноким: тебе всегда будет с кем поговорить, когда тебя все бросят.
- чувствовать себя спортивным: ты будешь обязан с ней гулять, потому что один ты гулять точно не будешь.
- чувствовать себя благородным: если ситуация так сложится, что тебе надо будет избавиться от своей собаки, а ты этого не сделаешь.
То есть, собака нужна человеку для того, чтобы он чувствовал себя человеком, который понравится всем, в том числе, и ему самому!
Всем пр-р-р-р-р-ривет! (Брыся)
О том, кто мы такие, можно посмотреть на сайте http://www.brigantina.fr/ и прочитать книгу "Меня зовут Бригантина" в библиотеке http://lib.rus.ec/b/159857
Inscription à :
Articles (Atom)
